Вечером Андрей Леонтьевич пригласил меня к себе в землянку:
— Зайди, посидим, подумаем...
Я знал, что сейчас беспокоит командира: в стремительном продвижении вперед начали отставать артиллерия, тылы. Но разговор начался не с этого. Бондарев, обыкновенно не склонный к «сантиментам», неожиданно для меня сказал:
— Знаешь, узнал, что бомбили госпиталь в Глухове,— сердце екнуло. Ну, думаю, пропал мой Демин.
— Да, бомбили зверски. В нашей палате взрывом вышибло раму, двери, разбросало тумбочки. Я да еще один офицер случайно уцелели. Подушками закрылся и лежу... А врачи вели себя геройски. Многие погибли.
— Ну ладно. Больше в госпиталь не попадай... Подумаем о будущем. Видишь, где наши тылы и артиллерия,— показал Андрей Леонтьевич на карте. — Изрядно отстали... А к рекам, особо к Днепру, надо выходить всей массой, на широком фронте, чтобы все было под рукой.
Бондарев отложил карту, провел по ней ладонью и закончил:
— Народ у тебя в политотделе боевой, прошу — возьми под контроль тылы и артиллерию.
Через час работники политотдела корпуса Семен Федорович Воронович и Степан Дмитриевич Никитин уже выехали для выполнения задания. Все остальные политотдельцы сосредоточили внимание на работе в передовых частях корпуса.
А война, как любил говорить Бондарев, шла своим порядком. Корпус, сбивая заслоны, гнал врага на запад. Противник прикрывал лишь отдельные, наиболее важные направления вдоль шоссейных дорог, цеплялся за реки, крупные населенные пункты. Это создавало нам возможности для широкого маневра, обхода узлов сопротивления.
Вскоре завязались бои за город Шостка — один из последних узлов сопротивления на Левобережной Украине. Сюда противник стянул резервы из-за Десны, укрепил разбитые отходящие части.
Попытка взять город с ходу не удалась. Тогда командир корпуса приказал 322-й дивизии обойти Шостку и перерезать шоссейную дорогу. Этот маневр в сочетании с ударами с фронта принес успех. Противник, боясь окружения, отошел. Нашим частям удалось захватить много пленных, богатые трофеи.
В политический отдел попали интересные записи гитлеровцев, в которых авторы невольно давали оценку положению на нашем фронте. Вот что писал в дневнике ефрейтор Шейке:
«28.8.43 г. Русских удержать невозможно. У нас все идет кувырком, и отступление беспорядочное. Сегодня мы должны пройти 30—35 километров до какого-то города.
...Мы прибыли в город Шостка. Но два часа спустя в городе началась тревога. Все взлетело в воздух...»
Ефрейтор Берндт сообщал брату: «Мы были в Шостке. Не успели выбраться, как русские ворвались в город. Шоссе, по которому мы должны были отходить, перерезали русские».
Противник предпринимал все возможное, чтобы задержать наши части, сбить темп наступления. Активно действовала авиация противника. К сожалению, на участке корпуса наши истребители появлялись редко. Советские войска на широком фронте подходили к Днепру, наша авиация была рассредоточена.
Как-то утром генерал-майор артиллерии Григорий Васильевич Годин, командир 1-й гвардейской артиллерийской дивизии прорыва, проходя мимо НП корпуса, крикнул мне:
— Поехали на передовую. Посмотришь, как артиллеристы работают.
— На передовую только пешком хожу, — отшутился я.
Генерал засмеялся, сел в машину и уехал. А мы с ординарцем Василием отправились в ближайший полк пешком. Не отошли и с полкилометра, как заметили девятку «мессеров». Три из них вырвались из строя, спикировали раз, потом второй, третий... Что-то задымило на дороге. «Наверняка, — думаю, — подожгли машину Година».
И точно. Когда подбежали, то увидели, что шофер убит, генерал и адъютант ранены. Мы перенесли всех от дороги в сторону, к стогу сена. Раненых перевязали. А вскоре и мне пришлось попасть в такой же переплет. В тот день я спешил в деревню Волчок. Дорога проходила в пойме реки. Перед тем как свернуть к Волчку, услышали команду:
— Воздух!
Но мы уже выбрались на открытое место. И тут же над нашими головами с ревом на небольшой высоте пронесся немецкий истребитель, строча из пулемета. Отчетливо был виден летчик. Со второго захода он выпустил еще одну длинную очередь. Пули взметнули пыль чуть правее нас. Наш оппель отчаянно запетлял между копен сена. Опытный шофер, Гриша Микляев бросал машину из стороны в сторону. Третий заход также не принес фашистскому летчику успеха. А нам от этой «игры», признаться, было не по себе. Вдруг Гриша крикнул «Держитесь!» и с ходу врезался в высокую копну сена. Сухая трава завалила машину. Несколько минут сидели не шелохнувшись, пока не замолк гул истребителя.