— К утру, думаю, начнем переправу техники, — пояснил командир саперного батальона.
— Почему к утру? Разбомбят же немцы. Надо сейчас. Лащенко уже перебрасывает людей.
— Подтягиваются части. Дороги тяжелые...
На первом пароме мне вскоре удалось переправиться на плацдарм. Мы прошли на НП полка. Командир полка Коноваленко доложил, где закрепились батальоны. К утру он ожидал сильной контратаки: разведка обнаружила немецкие танки.
Я поздравил командиров с успешным форсированием, попросил В. А. Коноваленко, чтобы наиболее отличившихся воинов представили к наградам. Вместе с гвардии майором Коноваленко мы побывали в батальонах этого полка, поговорили с бойцами и офицерами. Настроение у всех было боевое. Полк хорошо закрепился. Уже во многих ротах вырыли окопы, пулеметные ячейки...
Вернувшись на -левый берег, позвонил на НП корпуса, рассказал Андрею Леонтьевичу об обстановке, настроении людей. Внимательно выслушав, Бондарев сказал:
— Ты прав. Нельзя затягивать переправу техники. Ведь договорились же обо всем.
Андрей Леонтьевич потребовал от И. А. Гусева ускорить переправу через реку танков и артиллерии.
С рассветом на переправу обрушились немецкие бомбардировщики. Одна группа сменяла другую. Дивизия несла потери. Командир корпуса нервничал: люди гибнут, паромы разбиты, а части все подходят и подходят к реке. Надо было во что бы то ни стало ускорить форсирование.
— Ты там рядом, посмотри, как дела у Лащенко? — по телефону сказал мне Бондарев.
Я снова подъехал к месту, где форсировала Десну 322-я стрелковая дивизия, в тот момент, когда очередная партия «фокке-вульфов» висела в воздухе. Первое, что бросилось в глаза, — это исключительная деловитость и какая-то спокойная уверенность людей. Группа саперов ремонтировала подводный мост: его только что разбило бомбой. Солдаты не прекращали работать даже под бомбежкой!
Через реку шел паром. Взрывом бомбы перебило канат, и сразу же с парома человек шесть солдат бросились в воду, достали концы каната, связали их. Паром двинулся дальше.
Налеты фашистских стервятников следовали один за другим. А паромы с боевой техникой настойчиво шли к правому берегу. Люди совершали чудеса. Особенно саперы. Один из сержантов, поцарапанный осколками, синий от холода, охрипший от крика, со своим отделением за утро шесть раз восстанавливал под огнем переправу. Почти все его солдаты тоже были ранены, но со своего боевого поста не ушли!
Определенно, наши командиры и политработники приобретали хороший опыт организации такого рода сложных операций. Умелая расстановка саперных подразделений, планирование переправы частей и многие другие вопросы стали предметом их особой заботы. В итоге корпус за два дня (19 и 20 сентября) перебросил на Правобережье основную массу личного состава. Были построены три переправы для артиллерии и тяжелой техники. Это дало возможность быстро переправить огневые средства на плацдарм.
Утром 20 сентября в штаб корпуса поступила очередная разведсводка: с воздуха обнаружено скопление танковых, артиллерийских и пехотных колонн противника в районе деревни Окунево и по шоссейным дорогам, ведущим к мосту через Днепр. Стало ясно, что противник пытается оторваться от наших наступающих полков, уйти за реку.
А в это время наши соседи справа штурмовали город Чернигов. Как-то вечером мы увидели зарево над этим чудесным украинским городом, вписавшим немало страниц в славную историю древней Руси. Глядя на далекое зарево, Бондарев заметил:
— Горит город. Значит, немцы уходить собираются. Надо Лащенко усил :ь темпы...
Корпус наш стр мительно продвигался к Днепру.
В сосновом бору, недалеко от деревни Сорокошичи, Бондарев собрал командиров дивизий, коротко проанализировал сложившуюся обстановку. На северном и южном флангах, там, где были мосты, противник сосредоточил большие силы, возвел оборонительные сооружения на правом берегу. Особенно много частей гитлеровцы вывели к Окуневке. Там была их понтонная переправа. Дорога Остер — Горностайполь перекрывалась сильными подвижными отрядами.
По всему было видно, что именно на этих двух участках немецкое командование ожидало наших активных действий. Днепр с разливами достигал здесь ширины около двух километров, имел низкий заболоченный левый берег и сухой обрывистый правый. Если учесть большую скорость реки — до двух метров в секунду, глубину ее — до двенадцати метров, то легко представить все трудности, которые встали на пути корпуса.