– А я не читаю того, что они пишут, я сам только что из Ливана, – улыбнулся Саша, продавец в газетном киоске. Его привезли в Израиль из Биробиджана 12 лет назад, когда ему было всего восемь. – У меня как раз сейчас служба. Я неделю нахожусь там, а потом неделю здесь. Я шофер, поэтому на прошлой неделе возил солдат в Ливан.
– Ну и как там?
– Хорошего мало. Сам же понимаешь, зачем спрашиваешь? Скажи лучше, легко ли в Москве сейчас найти работу?
– Ты что же, думаешь переехать?
– А почему бы и нет. У меня, правда, сейчас проблемы с гражданством – ну, нет российского, только израильское. Но сейчас нет времени этим заниматься. Вот вернусь и займусь документами.
– Откуда вернешься?
– Как откуда, с фронта!
– А не страшно?
– Не столько страшно, сколько сложно. Сложно, если ты не такой, как они.
– А не такой – это какой?
– Ну… не такой идейный, что ли.
«Эти боевики – безответственные люди»
Из жилого дома валил черный дым. Им заволокло уже почти весь квартал.
– Это работает наша артиллерия. Они уничтожают склады с ракетами «Кассам», – сообщил мне Рон, резервист, прикрепленный к пресс-службе израильской армии.
Мы стояли на пограничной вышке между территорией Израиля и сектором Газа.
Я вгляделся в бинокль. Впереди находился палестинский город Бейт-Ханун, по которому сейчас и наносила удары израильская артиллерия. За месяц операции в Газе погибло больше ста человек. За моей спиной Сдерот, куда обычно и падали ракеты «Кассам».
Близость Бейт-Хануна чувствовалась за несколько сотен метров: когда ветер начинал дуть со стороны города, до нас доносился характерный запах – смесь гари и гнили.
В блокированном секторе Газа уже больше недели не было горючего, поэтому местные службы не могли убрать мусор. Он разлагался прямо на улицах.
В городе были слышны новые взрывы.
– Рон, это ведь явно горит жилой дом, – показал я на затянутый черным дымом Бейт-Ханун и протянул своему спутнику бинокль.
– Ну… Ты знаешь, «Кассам» – это самодельные ракеты. Такие большие петарды. Их часто изготавливают прямо на дому. Может быть, в одной из квартир была мастерская?
– А в остальных?
– Ну знаешь ли! Если там погибли мирные люди, я буду первым, кто скажет «извините». Но войны без жертв не бывает.
Проехать в Газу было непросто. После начала операции по спасению ефрейтора Шалита израильским журналистам въезд туда был вообще запрещен. Иностранные корреспонденты въехать могли, но только с аккредитацией израильского правительства – ее нужно было ждать несколько дней.
Сейчас вокруг КПП на границе с сектором Газа не было ни души. Блокпост состоял из двух частей.
Израильская половина – это множество комнат, соединенных дверями. Желающий попасть в сектор Газа переходил из одной в другую, в каждой отвечал на вопросы, которые задавал ему голос из репродуктора, и ждал, пока откроется дверь в следующую комнату.
В палестинской части все было проще. Это был очень длинный коридор, в конце которого сидел улыбчивый палестинец с усами Саддама Хусейна. Нечастого гостя он провожал словами: «Добро пожаловать в Газу, брат!» Сразу за блокпостом начинался разрушенный Бейт-Ханун.
Попасть на Западный берег было намного проще. Туда иностранец мог проехать без каких-либо специальных разрешений, израильтянам же это было строжайше запрещено.
Из Иерусалима в Рамаллу можно было доехать на такси. Правда, короткий путь перекрыт – на шоссе сооружали блокпост. Приходилось ехать в объезд. Дорога была совершенно разбитая.
– Очень смешная ситуация. Дорогу никто не чинит, – рассказала Констанца фон Гелен, работающая в Рамалле сотрудница немецкой неправительственной организации Фонд Конрада Аденауэра. – Вроде бы деньги обещала выделить ООН. Но их не дают, потому что дорога ведет к блокпосту, а ООН не признает эти блокпосты. Там считают, что выделить деньги – значит узаконить блокпосты. Израиль денег не дает, потому что дорога вроде как проходит по территории, которую контролирует Палестинская автономия. А у самих палестинцев нет денег.