Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
— Я знаю, милая, добрая княжна, — сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель, и так *крепко, что видно было, она не скоро его пустит. — Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure…
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы за портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость».
Анна Михайловна завладевает портфелем, так как Курагину становится ясным, что его антагонистка пойдет на открытый скандал. Она по своему происхождению родовитый человек, ее нельзя заставить молчать.
В традиционном романе такие сцены возможны, но они обычно помещаются в конце романа, как развязка интриги. В романе Диккенса «Жизнь и приключения Николаса Никльби» нужное завещание отнимается при помощи засады, и помощник благородного героя бьет помощника злодея по голове мехами для раздувания камина. Все дается гротескно и воспринимается как условное.
Толстой делает борьбу реальной, а интрига — борьба за наследство — обрывается.
В историческом романе интрига делает героя богатым и знатным, она развязка его судьбы. Богатство Пьера не делает его счастливым, он сам становится добычей.
Необходимость продолжать борьбу за эту добычу объясняется не коварством князя Василия, а его общественным положением. Этим он как бы оправдывается, но мир, в котором живет князь Василий, обвиняется. Хитрость и насилие становятся законом этого мира.
«Князь Василий не обдумывал своих планов… Он не говорил себе, например: «Вот этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне сорок тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было».
Интрига как бы восстанавливается в третьей части. По воле князя Василия Пьера приглашают жить в доме Курагиных, он вынужден встречаться с Элен. Курагины создают видимость, что Пьер ею увлечен.
Его оставляют с Элен вдвоем, но ничего похожего на признание в любви не происходит. Наконец Пьер однажды спросил Элен — довольна ли она нынешним вечером. Начинается совершенно незначительный разговор. В соседней комнате совещаются родители. Оказывается, что ничего не произошло. Князь Василий скорыми шагами входит в комнату, в которой находятся Пьер и Элен, и радостно заявляет: «Жена мне все сказала!»
Пьер растерян. Он говорит:
«— Элен!»
Она отвечает:
«— Ах, снимите эти… как эти… — она указывала на очки».
Пьер растерянно снимает очки, нагибается и хочет поцеловать руку Элен, но она «…быстрым и грубым движением головы перехватила его губы и свела их с своими».
Теперь поцелуй вырван, как портфель. Все сделано четко, грубо. Князь Василий — победитель.
Растерянный Пьер произносит для него ничего не значащие слова, что он любит Элен.
В привычной форме показано нечто новое — реальное, грубое и разоблачительное. Пьер виноват в том, что он подчиняется обычному.
В одном из предисловий Толстой назвал героев-аристократов милыми и близкими ему, автору; но таких аристократов в самом произведении нет. Салон Шерер — это мануфактура для производства лжи. Шерер — участница многих сделок; она пытается свести Анатоля Курагина с княжной Марьей Болконской; она и ее салон то за Кутузова, то против Кутузова. «Милые» люди оказались авторами ложного толкования истории; роль аристократии в произведении разоблачена.
Толстой начал роман с мыслью о декабристах. Декабристы были дворяне, но это были люди избранные из дворян. Толстой считал, что над мусором жизни прошел магнит, который вытянул все железо, но временами Толстой видел не мусор, а формы жизни, в которых принимали участие его родные, весь его род. Он дорожил этим хрусталем или русским стеклом, его звоном. Он хотел воспеть эту жизнь, но когда он начинал ее исследовать в описаниях, в столкновениях, она рассыпалась в его руках. В какой-то мере он знал это. Он говорил о том, что надо выдувать другую форму, другой пузырь; он относился к жизни, к укладу этой жизни, проверяемому войной, двойственно, и это создавало основной конфликт романа.
Девятнадцатого марта 1865 года Толстой записывает в дневнике: «Я зачитался историей Наполеона и Александра» (48, 60). Дальше на полторы страницы идет сжатая характеристика двух героев, их психологическое противопоставление. Наполеон дан, как ложь и тщеславие. Александр вначале прославлен: «Александр, умный, милый, чувствительный, ищущий с высоты величия объема, ищущий высоты человеческой. Отрекающийся от престола и дающий одобрение, не мешающий убийству Павла (не может быть)».
Двадцатого марта запись: «Крупные мысли! План истории Наполеона и Александра не ослабел» (48, 61).
Это осуществлено в расширенном и в корне измененном виде. Характеристика Наполеона осталась. Александр введен несколькими сценами, но почти нигде не психологизирован. Он дан в связи с молодым императором Францем-Иосифом, в столкновении с Кутузовым, в разговоре с Балашовым, в восторженном преклонении Николая Ростова, но нигде не показан ищущим истины в отношениях. Как антагонист Наполеона, Александр в произведении был заменен Кутузовым, причем противопоставление добра и зла заменено противопоставлением мнимой деятельности и театральности (Наполеон) и кажущегося бездействия, за которым скрывается мудрое решение, выжидающее, как определится не от Кутузова зависящая обстановка дела. План романа необыкновенно возрос, и в то же время в тот же день — 20 марта — записано: «Языков сказал, что объясняю речи — длинно — правда. Короче, короче» (48, 61).
Двадцать третьего марта записано: «Больше пропускать» (48, 62).
Как же происходит в искусстве, что план расширяется и в то же время принимается решение делать больше пропусков?
Длинные речи сокращаются, главы сжимаются. Средняя величина главы в «Войне и мире» — пять страниц, иногда две страницы, очень редко девять страниц. Главы замкнуты, имеют определенное место действия, имеют центр действия.
Картины боя даются в противоречии: высказывания о бое Наполеона, его офицеров, русских солдат. Таким путем события анализируются. Движение дыма в картине боя, застилающего сражение и движение войск, — также создает противоречие; противоречие между клубом взрыва и не сразу приходящим, как бы подтверждающим разрыв, звуком разрыва. Это дает читателю ощутимую объемность пространства, глубину его; размеры клубов разрывов — как на старинных картинах Гойи — подчеркивают огромность поля сражения.
Наполеон описывается не как мыслящее существо, а как актер, играющий определенную роль. Все время показывается, что происходит в действительности и как, не соответствуя этой действительности, не совпадая с пей, действует человек, который думает, который считает, что он управляет боем. Действия его описаны коротко, выбраны поступки мелочные — такие, как утренний туалет, насморк, повторение ненужных (как будто бы) приказаний.
Наполеон показан так, как можно показать танцующего на экране телевизора или говорящего, выключив звук.
Смысловая деталь и пропуск помогают переосмыслить общее.
«Короче, короче», «больше пропускать», — говорил Толстой, создавая одно из самых объемных по смыслу произведений в мире.