Наташа проснулась и, не найдя письма, бросилась к Соне с тою решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения.
— Ты взяла письмо?
— Да, — сказала Соня.
Наташа вопросительно посмотрела на Соню.
— Ах, Соня, я так счастлива, — говорила Наташа. — Я не могу скрывать больше. Ты знаешь, мы любим друг друга. Он сказал мне, Соня, голубушка. Он пишет…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
— А Болконский? — сказала она.
— Ах, Соня, то было не любовь, я ошибалась. Ах, коли бы ты могла знать, как я счастлива. Как я люблю его.
— Но, Наташа, неужели ты можешь променять на него Болконского?
— Еще бы. Ты не знаешь, как он любит. Вот он пишет.
— Но, Наташа! Неужели то все кончено?
— Ax, ты ничего не понимаешь, — с радостной улыбкой сказала Наташа.
— Но, душенька, как же ты откажешь князю Андрею?
— Ах, боже мой! Разве я обещала? — с сердцем сказала Наташа.
— Но, душенька, голубчик, подумай. Что ты меняешь и на что? Любит ли этот тебя?
Наташа только презрительно улыбнулась.
— Но отчего же он не ездит в дом? Зачем эта тайна? Подумай, какой это человек.
— Ах, какая ты смешная. Он не может объявить всем теперь, он просил меня.
— Отчего?
Наташа смутилась; видно, ей самой пришел в первый раз в голову этот вопрос.
— Отчего? Отчего? Не хочет, я не знаю. Отец, верно. Но, Соня, ты не знаешь, что такое любовь…
Но Соня не подчинялась выражению счастья, которым сияло лицо ее друга, лицо Сони было испуганное, огорченное и решительное. Она строго продолжала спрашивать Наташу.
— Что ж может мешать ему объявить свою любовь и просить твоей руки у твоего отца, — говорила она, — ежели ты разлюбила Болконского?
— Ах, не говори глупости! — перебила Наташа.
— Какой отец может мешать ему, чем наше семейство хуже его? Наташа, это неправда…
— Не говори глупости, ты ничего, ничего не понимаешь, — говорила Наташа, улыбаясь с таким видом, что она уверена была: ежели бы Соня могла говорить с ним так, как она говорила с ним, то она бы не делала таких глупых вопросов.
— Наташа, я не могу этого так оставить, — испуганно продолжала говорить Соня. — Я не допущу до этого, переговорю с ним.
— Что ты, что ты? Ради бога, — заслоняя ей дорогу, как будто Соня сейчас могла это сделать, закричала Наташа. — Ты хочешь моего несчастья, ты хочешь, чтоб он уехал, чтоб он…
— Я скажу ему, что благородный человек… — начала Соня.
— Ну, я сама скажу, нынче вечером скажу, как это ни гадко будет с моей стороны, но я все переговорю с ним, я все спрошу его. Он неблагородный человек? Кабы ты знала, — говорила Наташа.
— Нет, я не понимаю тебя, — сказала Соня, не обращая внимания на Наташу, которая вдруг заплакала.
Разговор их прервали, позвав обедать. После обеда Наташа стала спрашивать письмо у Сони.
— Наташа, сердись на меня или нет, но я написала графу Безухову и отослала ему письмо, просила его объясниться с ним.
— Как глупо, как гадко, — закричала сердито Наташа.
— Наташа, или он объявит свои намерения, или откажется…
Наташа зарыдала.
— Откажется. Да я жить не могу. А коли ты так, — закричала она, — я убегу из дома, хуже будет.
— Наташа, я не понимаю тебя, что ты говоришь. Ежели ты уже разлюбила князя Андрея, вспомни о Николае, что с ним будет, когда он узнает это.
— Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме него. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? — кричала Наташа.
— Наташа, ты не любишь его, — говорила Соня, — когда любят, то делаются добры, а ты сердишься на всех, ты никого не жалеешь, ни князя Андрея, ни Николая.
— Нет, душенька, Сонечка, я всех люблю, мне всех жалко, — добрыми слезами плача теперь, говорила Наташа, — но я так люблю его, я так счастлива с ним, я не могу с ним расстаться.
— Но должно ж. Пускай он объявит. Вспомни отца, мать.
— Ах, не говори, молчи, ради бога, молчи.
— Наташа, ты хочешь погубить себя. Безухов тоже говорит, что он неблагородный человек.
— Зачем ты говорила с ним, никто не просил тебя. И ты не можешь понимать всего этого. Ты мой враг — навсегда.
— Наташа, ты погубишь себя.
— И погублю, погублю, поскорее погублю себя, чтобы вы не приставали ко мне. Мне дурно будет, так и оставьте меня, — и Наташа, злая и плачущая, убежала к себе, схватила начатое письмо, прибавила: «Я влюблена, прощайте и простите меня», — и, отдав девушке, велела отнести на почту. Другое письмо она написала Анатолю, в котором умоляла его приехать за ней ночью и увезти ее, потому что она не может жить дома.