Финальной катастрофой и экстремальной ситуацией, в которой человек не просто раскрывается, но оказывается раскрыт навстречу истине – и в то же время остается в памяти других, конечно, становится смерть. Это одна из главных проблем, которые волнуют Толстого, некоторые его произведения («Три смерти», «Смерть Ивана Ильича») посвящены только ей. Можно сказать, что в «Войне и мире» галерее персонажей соответствует галерея смертей, характеризующих отношение автора к этим персонажам: вспомним совершающуюся «за кадром» смерть Анатоля Курагина (подробным описанием Толстой его не удостаивает), жуткую смерть Элен, описанную при этом с ехидством («Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства»), простую констатацию смерти Кутузова («Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер»), гибель Пети Ростова («физиологичность» и страшная остраненность[13] ее описания подчеркивают бессмысленность войны и участия Пети в ней). Это может звучать жестоко, но смерть – финальная из расплат в той системе справедливых исходов, которая действует в «Войне и мире» для всех персонажей. Для князя Андрея, понявшего в поразительном предсмертном откровении, что «смерть – пробуждение», смерть оказывается легким, понятным, необходимым событием (для стороннего наблюдателя его угасание необъяснимо – и только Наташа, связанная с князем Андреем силой душевной интуиции, понимает, что «это сделалось» с ним).
Почему многие важные события в «Войне и мире» показаны глазами ребенка?
Реальность в понимании ребенка, который видит эту реальность впервые и смотрит на нее непредвзято, – один из любимых приемов Толстого. На нем выстроено «Детство» – первый в русской прозе образец подлинно глубокой интроспекции. Важно, что, далеко не все понимая, ребенок чувством, интуицией улавливает главное. В «Войне и мире» этот прием использован несколько раз – в первую очередь можно вспомнить совет в Филях, за которым наблюдает девочка Малаша, и сон Николеньки Болконского в финале первой части эпилога. По мнению Игоря Сухих, «детский» ген» несет в себе и Наташа{20}: именно «глазами ребенка» показана сцена бала, лишенная в этом восприятии всякого смысла; здесь Толстой пользуется приемом, который Виктор Шкловский назвал остранением. Все эти восприятия объединяет то, что наличные явления сводятся в них к абстракциям, генерализациям, импрессионистским образам, которые, однако, имеют для ребенка вполне конкретный смысл, – такова борьба «дедушки» и «длиннополого» в понимании Малаши или войско, составленное из «белых косых линий» во сне Николеньки; таковы же ассоциации (почти символистские, даром что поздний Толстой терпеть не мог символистов) Наташи Ростовой: если Борис Друбецкой для нее «узкий такой, как часы столовые» и «светлый, серый», то Пьер – «темно-синий с красным» и «четвероугольный» (именно «синее и красное», гадая для Наташи о князе Андрее, увидит в зеркале Соня). В столкновении с войной детское восприятие может оказаться губительным – как это и происходит с Петей Ростовым.
Важно для Толстого и сочувствие к ребенку, готовность прийти к нему на помощь: можно вспомнить, как Пьер спасает девочку из пожара. Характерно, что несимпатичные Толстому герои лишены всякой детскости, даже еще будучи детьми и подростками: Борис Друбецкой, Вера Ростова.
Как устроен язык в «Войне и мире»?
Отвечая на этот вопрос, нужно разграничивать язык авторского изложения и язык персонажей. Борис Эйхенбаум замечает, что само решение сдвинуть действие в прошлое помогло Толстому освободиться от «современного языка – языка журнальной, интеллигентской прозы»{21}. Однако множество самых разных персонажей ставило перед писателем задачу создания множества языковых характеристик – и Толстой одинаково непринужденно выписывает светскую речь посланника Билибина, изобилующую остротами, и горячное, даже бранное просторечие охотника Данилы. Часто прямая речь героев совершенно не соответствует тому, что на самом деле происходит у них в душе, – такова, например, бравада проигравшего сорок три тысячи Николая Ростова перед своим отцом. В прямой речи героев «Войны и мира», кроме того, часто сказывается их языковое воспитание. Выше мы говорили о французской речи в романе. То, как она влияет на мышление, можно почувствовать по выкрику Пьера Безухова в состоянии бешенства: «Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия размозжить вам голову вот этим». Пьер произносит эту фразу по-французски, но Толстой калькированно передает ее по-русски, тем самым усиливая впечатление от нее.
13
Остранение – литературный прием, превращающий привычные вещи и события в странные, будто увиденные в первый раз. Остранение позволяет воспринимать описываемое не автоматически, а более осознанно. Термин введен литературоведом Виктором Шкловским.