Между тем, несмотря на взрыв, к Полинину из полуразрушенных домиков, расположенных рядом, бросились офицеры находившегося здесь штаба Армии. Его обнимали, трясли ему руки, благодарили за то, что он сумел сохранить их домики и жизнь. Тут же Полинин пошел по рукам: от начальника штаба к начальнику политотдела, от разведчиков к тыловикам, от генералов к полковникам и т. д. И каждый из них считал своим долгом опрокинуть благодарственную стопку за удачное приземление и военный праздник. Взволнованный и оглушенный Полинин не подозревал, что в этот день он впервые на равных чокался с будущим руководителем его страны. Что касается вечера в родном полку, то туда он тоже успел, хотя и удивлял однополчан своим легкомысленным видом.
Впрочем, отнюдь не романтическое свидание эрликона с самолетом Полинина стало отрезвляющим фактом в его карьере. Отрезвление произошло, как уже говорилось, в рядовой штурмовке в районе станицы Крымской, где происходила передислокация войск гитлеровцев, слабо прикрытых зенитками и представляющих удобную мишень для звена ИЛов. Первым в пикирование вошел самолет Полинина. Повторилась знакомая картина: немцы бросили свою технику, ища спасение по обочинам шоссе, вспыхнула пара бронемашин, стараюсь удрать под защиту придорожных деревьев командирская легковушка, и в этот момент Ростислав почувствовал сильный удар в область правого глаза, и что-то теплое потекло по щеке. Продолжая пикировать, Полинин попытался пальцами приоткрыть раненый глаз, для него важно было убедиться, как он реагирует на свет. В правом глазу блеснуло, а это значит, что не все потеряно и есть возможность сохранить машину и жизнь. Самолет взмыл вверх, развернулся и стал уходить в горы. В то же время эфир заполнился словами: «Я, Шарик-12» (хвостовой номер самолета Полинина), «Я, Шарик-12, возвращаюсь на свою базу, ранен в правый глаз, прошу освободить посадочную полосу, плохо вижу»… Эти слова были повторены несколько раз, после чего взволнованный голос дежурной радистки произнес: «Дорогой Ростик, держись, ждем тебя, полоса свободна, потерпи немного»… Неказенное обращение пролило бальзам на сердце Ростислава и вызвало даже жалость к самому себе.
Выход из строя глаза затруднял определение высоты при посадке, и, тем не менее, самолет с раненым пилотом приземлился благополучно и замер в конце посадочной полосы. Рулить среди других машин с глазом в крови было опасно. Но этого и не надо было делать. Не успев толком открыть фонарь, Полинин увидел прыгнувшего на крыло Шемякина и людей, бежавших к ИЛу. Тут же появилась и санитарная машина, врачи и медсестры из которой сразу же овладели раненым летчиком, оттеснив напуганных однополчан, чтобы доставить Полинина в ближайший госпиталь, притаившийся в одном из ущелий в окрестностях Геленджика.
Для Полинина жизнь, сделав очередной оборот вокруг своей оси, как бы остановилась. Исчезли сигнальные ракеты, отрывистые команды, гул самолетов, напряженное ожидание вылетов и бесконечный навязчивый фейерверк трассирующих пуль и окружающих самолет шапок разрывов зенитных снарядов, которые как оказалось имеют непосредственное отношение и к летчикам в воздухе. Все это оттеснила на задний план забытая атмосфера мирной жизни с удивительной тишиной загородных аллей, щебетанием птиц и волшебной музыкой в радиорепродукторах, а то и в кинолентах редких фильмов, которая переносила Ростислава в детские годы, когда его насыщали Чайковским, Дворжаком или Шопеном многочисленные ученики его отца, известного музыканта.
В глазу оказалось семь осколков разрывной пули, которую угораздило задеть приоткрытую форточку колпака самолета и осыпать осколками правую сторону лица Полинина. Если бы это была не разрывная пуля, а обычная, то она преспокойно вошла бы в правый глаз летчика и вышла бы с другой стороны головы. Умелые офтальмологи при помощи магнита удалили пять осколков с поверхности глазного яблока и через несколько дней отправили раненого долечиваться в окружной госпиталь в городе Тбилиси, чему Полинин был несказанно рад. Дело в том, что Тбилиси был его родным городом, где он кончал школу, и где жили его родители.