— Молодежный театр имени неистового Тыбурция, — пояснила Дейнен. — Она сама себя высекла, у них это повсеместно.
— Зачем ей это? — не понял Лубоцкий.
— Какой именно ей? А может, их две? — Дейнен выразительно постучала пальцем по виску.
— Одна хочет снести Калачёвку, а другая хочет сама себе помешать. Ну вроде как у нее ментальное раздвоение. Залечили в Швейцарии. И теперь она как бы сама себя каждый день высекает на подмостках.
— Не. — Лубоцкий покачал головой. — Раздвоение — это было. У всех раздвоение…
Лубоцкий посчитал по пальцам, некоторое время смотрел на них задумчиво.
— Со счета сбился… Короче, штук двадцать с раздвоением. Джекилл и Хайд, Тайлер Дёрден…
Дейнен почесала голову карандашом.
— Ну, не знаю, — сказала она. — Если не Чичиков и не раздвоение, то что?
— Заговор тамплиеров…
Дейнен хихикнула.
— Заговор лилипутов, — передразнила она. — Знаешь, заговоров тамплиеров в сорок раз больше, чем раздвоений. В сердце каждого графомана бешено стучит маятник Фуко.
Дейнен понравилось, она немедленно внесла фразу в блокнот и отделила ее от прочих записей зубчатым заборчиком.
— А вообще, воблер и кость, — сказала она. — Так я все и назову: «Воблер и кость». Произведение литературы. Книгу! Роман!
Дейнен потрясла блокнотом и пририсовала Коньку-горбунку на обложке букву З.
Лубоцкий снял с полки жестяную банку, вытряс из нее белковые батончики, предложил Дейнен со вкусом клюквы, себе взял со вкусом черники. Стали жевать.
— А почему тебе пирамида не нравится? — спросила Дейнен, доев батончик. — Пирамида — это красиво и неслучайно.
— По-моему, скучно, — возразил Лубоцкий, тоже доев батончик. — Пирамиды вышли из моды семнадцать бестселлеров назад, придумай чего-нибудь, ты же литератор.
— Хорошо, — сказала Дейнен. — Легко. Слушай. А если не пирамида? Если башня? Знаешь, по-моему, в Москве давно хотели построить башню…
Дейнен потерла пальцами виски.
— Башню ленинского коммунизма, — сказала она. — Так, кажется?
— Вряд ли сейчас такую даже в книгах строить будут. Какую-нибудь другую построят.
— Башню имени Бернарда Шоу.
— Бернард Шоу был мужем Сары Бернар, — сказал Лубоцкий и протянул руку к миске с магнезией. — У него была широкая саксонская кость, он мог…
Договорить Лубоцкий не успел, громыхнуло, пол подпрыгнул, гантели, гири и прочий инструментарий, знаменующий полтора столетия увлечения семьи гигиенической гимнастикой, тяжело звякнули. С полки на стене осыпались медали и кубки, завоеванные предками Лубоцкого в спортивной борьбе.
Дейнен прикусила язык и зашипела, Лубоцкий же опрокинул магнезию на себя.
— Что бы это могло быть? — поинтересовался Лубоцкий.
— Взорвалось, кажется, — ответила Дейнен.
Она достала зеркальце и рассматривала окровавленный кончик языка. На улице орали автомобильные сигнализации.
— Что могло взорваться? — Лубоцкий тер нос.
— Похоже на газовый баллон, — проявила осведомленность Дейнен. — У нас на даче у соседей взорвался — весь погреб разворотило.
И Андрей, и Лиза перебрались через кресло на балкон. Снизу, со стороны переулка, поднималась кипящая пыль.
— Что это? — Лубоцкий сощурился.
— Она, — ответила Дейнен.
У Дейнен зазвонил телефон, она ответила. Молчала в трубку.
Лубоцкий наблюдал за пылью. Пылевая стена поднялась до третьих этажей и теперь приближалась и бурлила, как при взрыве Кракатау или Везувия. Но метров за сто до дома Лубоцкого туча выдохлась и осела, и стала видна улица. Все дома были на месте, припаркованные вдоль тротуаров машины посерели и мигали аварийками, на перекрестке возник затор от погасшего светофора, но люди из машин не выходили, опасаясь пыли, и Лубоцкий узнал странное сиротливое чувство, точно умер мир и остались только они с Дейнен на балконе, и даже пыль не поднялась.
Он оглянулся на Лизу и чихнул в первый раз за этот день.
Дейнен спрятала телефон.
— Безносов звонил, — сказала она.
— И что? — осторожно спросил Лубоцкий.
— Водокачку взорвали. Рядом с его домом старая водокачка, ну помнишь же, с буквами? Взорвали. Сложилась, как спичечная.
— Да. — Лубоцкий потер лоб. — Что бы это значило?
— Это Шерга, — уверенно сказала Дейнен. — Посылает нам зловещий знак.
— Какой?
— Сегодня водокачка — завтра ты.
Дейнен указала пальцем на Лубоцкого. По улице, вопя сиреной и моргая мигалками, проехала пожарная машина. Пыль снова поднялась, ненадолго.
— И еще… — Дейнен замолчала.