Выбрать главу

К октябрю 1925 года лидерами левого крыла северогерманской НСДАП стали О. Штрассер и Й. Геббельс, которые ориентировали гауляйтеров «рабочего сообщества» на разрыв отношений с Мюнхеном. Еще бы немного, и это вылилось в открытое столкновение левых национал-социалистов и гитлеровцев из Баварии. Гитлер был прекрасно информирован о попытках левого крыла выработать собственную идеологию и создать организацию, независимую от него. Но в условиях политической изоляции, когда он мог выступать только в Баварии, Гитлер решил проявить сдержанность и дипломатическую гибкость. Тем временем на партийном собрании, которое проходило в ноябре 1925 года в Ганновере, левое крыло решило перейти в наступление.

Глава 3 Ганноверское собрание и Бамбергский слет руководителей НСДАП

Встреча в Ганновере проходила в доме местного гауляйтера Бернхардта Руста. На ней присутствовало 24 человека. Большая часть из них была настроена враждебно по отношению к Мюнхену и Гитлеру. Кроме Штрассеров, Геббельса и Кауфмана откровенно левые позиции занимали также Руст, Хильдебранд и Керр[6].

Единственным последовательным сторонником Гитлера был Роберт Лей, позже ставший главой «Немецкого трудового фронта». Именно он пригласил на собрание Готфрида Фезера, наблюдателя из Мюнхена. Поводом для собрания стал вопрос о возвращении княжеских земель их бывшим владельцам. Гитлер очень рассчитывал на Лея, который должен был уговорить левое крыло поддержать его намерение.

Незадолго до этого депутаты рейхстага от коммунистической и социал-демократической партий вышли с предложением обсудить народную инициативу о безвозмездной экспроприации имущества королевского и княжеских домов, которое должно было быть передано республике. Эту инициативу поддержали не только левые организации, традиционно негативно относившиеся к аристократии, но и широкие круги средних слоев, которые с возмущением смотрели, как князья получали компенсацию, в то время как Веймарское правительство отказывалось помочь мелким рантье, финансировавшим военные займы.

В те дни Штрассер писал, что левые национал-социалисты считают аморальной идею того, что «князья, ответственные за войну и ее последствия, получили бы назад свои замки, земли и чуть ли не все сотни миллионов золотом». Штрассер и Геббельс не раз призывали общественность Северной Германии выступить против подобной поддержки знати.

Когда до севера страны дошли слухи, что Гитлер заигрывает с аристократией, в частности поддерживает тесные связи с герцогиней Саксен-Анхальтской, требования Штрассеров стали еще более радикальными. Действительно, по тактическим соображениям Гитлер решил сблизиться с консервативными и монархическими кругами Баварии. Он одобрял идею компенсации аристократическим домам. Это решение Гитлера дало левому крылу НСДАП долгожданный повод для окончательного отделения от Мюнхена. «Северяне» решили отстранить Гитлера от руководства партией и перенести центр тяжести партийной работы на север страны.

После горячей дискуссии, в ходе которой Геббельс обозвал Фезера шпионом, решение так и не было принято. Большинство участников совещания решило, что необходимо поддержать проект экспроприации владений знати. Перед тем как вынести этот вопрос на голосование, Лей заявил, что подобный проект решения неправомочен, так как не согласован с Гитлером — «единственным фюрером партии».

Пытаясь уйти от обсуждения основного вопроса собрания, Лей попал в ловушку, подготовленную Геббельсом. После небольшого сообщения, сделанного Отто Штрассером, Геббельс дрожащим от волнения голосом потребовал «исключить из национал-социалистической партии мелкого буржуа Адольфа Гитлера». Недостаток политического чутья у Лея позволил перерасти неясной оппозиции левого крыла в открытое сопротивление гитлеровскому авторитету. Грегор Штрассер, больше других функционеров связанный с Гитлером, отказался поставить это предложение на голосование. Данный вопрос должен был рассмотреть некий гипотетический партийный съезд, которому надлежало решить судьбу «папы из Мюнхена».

Несмотря ни на что, Геббельсу и Отто Штрассеру удалось одержать победу, так как левые национал-социалисты выразили солидарность с марксистами по вопросу экспроприации княжеского имущества.