— Как ты? — прервала я тишину.
— Уже хорошо, — улыбнулся он, голос его был хриплым, как после ангины. — Сейчас немного прокапаюсь и вскочу, чтобы мы потанцевали с тобой.
— Не торопись.
«Он совсем другой», — заметила я.
Глаза всё те же, но будто бы ярче, глубже. Или это от кругов под ними. И улыбка совсем иная, непривычная. Я протянула к нему руку.
Ваня сжал мои пальцы, поднёс к губам и поцеловал. И я включилась. Эмоции, замороженные в режиме ожидания, вдруг вспыхнули. Мелкая дрожь от волнения, волна жара и головокружение. Меня закрутило и понесло. Всхлипнув, я прижалась к Ване, обняла, целуя лоб, щёки, спекшиеся губы, нос, подбородок. Затихла потом, ощущая его тепло.
Как же хорошо! Живой, мой, родной…
— Я так испугалась! — призналась я и поднялась, устыдившись, что накинулась. — Ой, прости! Я тебя не раздавила?
— Нет. Рита, — тихо проговорил Ваня, сливающийся по цвету кожи с пододеяльником, и сжал мою руку. — Прости, что так вышло со свадьбой. Грохнуться в обморок в план не входило.
И тот вопрос снова всплыл в моей голове. Я склонилась к Ване, глядя прямо в глаза и задала его:
— Зачем, Вань?
— О чём ты спрашиваешь?
— Ты знал, что тебе будет так плохо, и всё же рисковал здоровьем и жизнью. Я не фанат твоей мамы, но она права — так нельзя поступать. Если не из любви ко мне, то хотя бы из любви к ней. Твоя мама говорит, что в детстве у тебя было похожее, раза два. Я просто хочу знать.
Он посерьёзнел, замолчал. И посмотрел на меня так, словно забыл нужное слово. Обиделся?
Мне стало неловко — уместны ли сейчас эти вопросы? Но с другой стороны, если муж с женой не разговаривают с первого дня, счастье становится плачевным.
И Ваня выглядел уже лучше.
— Прости меня, — повторила я. — Я хочу, чтобы мы говорили и слышали друг друга. Я не могу понять причину того, что случилось. Точнее, я понимаю, и да, я согласилась сама. Но вышло слишком большой кровью. Я не хочу выходить замуж, чтобы сразу тебя потерять. И вообще не хочу терять тебя! И я чувствую вину: если б я не согласилась, всего этого не было бы с тобой… Я чувствую себя… ужасно. Прости!
Я не досказала то, что не готова переживать такой ужас опять и опять. Мне кажется, лимит переживаний о жизни и смерти у меня достиг какого-то предела. Ещё с мамой.
— Не надо. Ты не виновата, — сказал Ваня и приподнялся на подушке. Взглянул откуда-то из глубины и сказал: — Я виноват. Я вор.
Я растерялась. Что он имеет в виду?!
— Ты на самом деле скрываешь какое-то преступление? — спросила я неуверенно.
Он вздохнул, но глаза не отвёл.
— Я украл твоё время, Рита.
— Что ты говоришь?! — потрясённо сказала я, не зная, списать ли это на бредовое состояние при ацидозе, о котором я начиталась за время ожидания.
Ваня взглянул на капельницу и перевёл взгляд на наши руки.
— Знаешь, мне всегда важно было добиться того, что я хочу: получить, завоевать, выиграть, чего бы это ни стоило. И в этом парадокс: я люблю в тебе больше всего настоящесть, правдивость, честность, а сам лгу.
Я напряглась ещё больше. Казалось, вены вот-вот вздуются и выступят на моей коже.
— В чём ты обманул меня?
— Я не предупредил тебя о том, что на 90 % в суде мы не выиграем. И я окажусь в тюрьме.
— Да ну что ты! — замотала я головой. — У тебя такой классный адвокат — такую многоходовку со свадьбой провернул и без подготовки.
— Хорошо бороться, когда знаешь, с кем. Понимаешь цели и задачи противника. Но Юрий Самвелович пообщался со следователем. Спросил, как это иногда бывает, какую сумму тот хочет. И кто заказал меня. Ну, конечно, он сделал это более деликатно, понимаешь?
— И что ему ответили?
— Ничего. Только то, что я должен понести наказание за Самшитовую рощу и взятку. Следователь из прокуратуры сказал, что будет настаивать на восьми годах. Если честно, это смешно. Никто не припаивает за подобное такие пункты статей. И взятки я давал куда бóльшие. Эту вообще передавал мой сотрудник, и миллион — это так, курам на смех.
— Ну, не всем курам…
— Не важно. Адвокат по моей просьбе выходил и выше. Результат тот же. Он разговаривал с Копытковым, ты знаешь его.
— Да.
— Тот сделал невинную рожу, словно не пытался у меня выманить триста миллионов рублей на постройку мусоросжигательного завода в охраняемом государством лесу.
— А ты?
Назад
123
След. часть
— Я послал его к чёрту. Не стану же я один лес спасать, другой гробить?