Я подбежала, Иван протянул мне пропажу.
— Вуаля.
— Спасибо! — выдохнула я, не понимая, как он может быть одновременно таким привлекательным и настолько же отталкивающим: хочется поцеловать его и заехать камнем в лоб. Или это мне так везёт на реакции? Аллергия? Люблю же я орехи, а потом задыхаюсь от них. Того и гляди, пятнами пойду…
Красницкий с усмешкой раскланялся передо мной, как мушкетёр.
— Не за что. Но в следующий раз перед тем, как пинаться мешками над пропастью, вынимай ценные вещи.
— Почему ты пошёл по реке? Ты не смог подняться? — спросила я, пытаясь отдышаться.
— А ты волновалась? — ответил он с хитрецой в глазах.
— Вот ещё! — соврала я.
— Волновалась, я вижу, — хохотнул он. — И это хорошо!
— Ах так?! Ты специально заставил меня понервничать? Тогда зачем нужно было так нестись по скользким камням?! Взрослый же мужик, должен понимать, что горы не игрушка!
— Если я рискую, то делаю это взвешенно.
— Не всегда, — ответила я, заметив, что у него по щиколотки намокли джинсы, и в кроссовках хлюпает вода.
Но Красницкий подумал про другое. Глянув на седые коконы на ветвях самшита рядом, он признал:
— Да, бываю и просто дураком. Что будем делать с рощей?
— Об этом потом. Пойдём скорее, тебе надо переодеться, а то простудишься!
Иван склонил голову и засунул руки в карманы.
— Тебя это разве волнует?
— Слушай, — рассердилась я, — гуманизм не бывает выборочным! Ты тоже человек: две ноги, две руки, голова и, надеюсь, где-то там внутри всё-таки есть сердце! Поэтому да, волнует.
— Тогда идём, — сказал он.
Я поторопилась по короткой тропинке Малого круга, чтобы срезать всё что можно, думая только о ногах Красницкого и сырости горного леса. Через дюжину метров Иван обогнал меня и встал, перегородив дорогу и уставившись серыми, как зимнее море, глазами.
— И, кстати, чтоб ты знала: у меня есть сердце.
— Это хорошо… Значит, проблемы только с воспитанием — извиняться тебя мама не научила, зато умеешь травить тлю.
— Ну извини.
— И это всё? — спросила я, раздражаясь.
Иван снова понял как-то по-своему, мотнул головой вокруг себя, показывая на погибший самшит.
— Не всё. Я сказал, что займусь этим вопросом, значит, займусь. И хочу, чтобы ты знала: каждый, кто реально виноват в распространении этой заразы, будет наказан.
— Лучше самшит спасти, чем головы рубить!
— Одно другому не мешает. Главное, что я решу. В нашей стране всегда царь хороший, бояре плохие, даже если царь — Иван Грозный.
Угу, снова он со своим самомнением, тоже Иван, кстати. Я скользнула взглядом на его мокрые кроссовки.
— Ладно, не лето, тебе надо переобуться в сухое, а лучше попарить ноги.
— Да к чёрту сухое! — сказал Красницкий. — Дослушай меня! Я не знаю, что ты там себе напридумывала, но мне реально не всё равно! Об этом, — он ткнул пальцем в сухой самшит, — я не догадывался. Я считал, что ты обвиняешь меня в вырубке рощи, которой я никогда не занимался. Оттого и недопонимание…
— Но ты никого и не хотел слушать.
— Да, не хотел. Потому что за день ко мне приходит с полсотни просящих и в пять раз больше писем с просьбами. И да, приходится сортировать, потому иногда выходят накладки со всей этой чёртовой благотворительностью. Половина просящих — мошенники или лентяи.
— Откуда тебе знать?
— А вот представь, знаю! Проверял!
— Вот как…
— Да так! Поэтому уже всё, что слышу, делю на десять, а порой на все сто!
— И ты никому не помогаешь больше?
— Помогаю.
— Об этом нигде и ничего не написано, я проверяла в сети.
— Потому что об этом не орут. Да, я бизнесмен, я занимаюсь благотворительностью, а потом на это налоговые льготы получаю. Можешь сказать, что я жадная и расчётливая сволочь — может, так и есть. Но я всё равно никому, кроме налоговой, предпочитаю не разглашать, что десятая часть моих доходов уходит на детей-инвалидов.
— На каких ещё детей? Что ты имеешь в виду? — опешила я.
— Организацию «Не такие, как все». Подарки на праздники, лекарства, еда, всё, что нужно. Но только тем, кому нужно! Остальных к чёрту!
Я моргнула, краснея от стыда — не люблю быть несправедливой.
А Красницкий продолжал говорить запальчиво, словно хотел мне доказать что-то:
— И вообще, если ты не в курсе, в той же Библии говорится и про десятую часть, и про то, чтобы одна рука не ведала, что творит другая! Даже собственная рука, а не какие-то СМИ! Буду я ещё распространяться…
Он замолчал. Его головы коснулась наклонённая ветром ветка, окутанная седыми космами паутины. Иван в сердцах обломал её и швырнул в сторону.