— Скажи, что ты меня хочешь.
— Не скажу.
— Скажешь.
Под его горячими пальцами и губами кожа горела, плавилась от удовольствия. Он ничто не оставил без внимания: губы, уши, шею, грудь, живот… до вспышки жара внизу. Голова поплыла, я застонала, подалась к нему, горячему, жёсткому и такому нежному.
— Прекрати-и-и…
Он не останавливался.
— Хочу… — наконец, вырвалось у меня.
И начался ураган.
Глава 35
Я знал, что она не такая, как все, но разноцветные носки меня добили. Выбили из мозга привычный порядок вещей и включили что-то своё. Не знал, что чувство противоречия может быть таким сексуальным. И то, что подавлять мятеж так крышесносно хорошо!
Страстная, дерзкая, смешливая, она свела меня с ума. Рррита…
Мы занимались любовью, как безумные, как после десятилетия в разных камерах-одиночках, как будто после этого не должно остаться ничего — только два сгоревших трупа. От эйфории к ритму, от расслабления к взрыву.
Горячая, горячая, горячая! — чувствовал я её внутри и не мог остановиться. Кажется, она проникла ко мне под кожу, растворилась в моей крови, а я пророс в неё — до боли, до дрожи и растворения, до экстаза. Рррита… От стона до шёпота.
И ещё, и ещё, и ещё…
Кто-то хотел разрядки? А как насчёт полной перезагрузки?
Смятые простыни. Подушки к чёрту. И вновь сплетение ног, пальцев, волос к волосам. И шёпот из припухших губ: Рррита… Сопротивление и мягкость. Парадокс с одуряющим запахом женщины. Блики от прожекторов на её теле.
Наконец, полупьяный, уставший, мокрый, я почувствовал лёгкость. И за ней… спокойное тепло. Умиротворяющее. Удивился сам себе в который раз сегодня. Поцеловал Риту в висок и обнял её. Хватит.
За окнами расползлась синева. В её глазах тоже. Хотелось молчать, потому что было хорошо. Нежно… Очень нежно… Провёл ладонью, едва касаясь, по её атласному боку, обводя талию и бёдра. Вспомнил о гитаре, и захотелось спеть что-нибудь Рите. Но сдержался — потом как-нибудь.
— Какой ты была маленькой? — вдруг спросил я, коснувшись пальцем кончика её тонкого носа.
— Смешной, с щеками, как у хомяка, — улыбнулась она, ресницы вспорхнули. — А ты?
Я задумался, обводя пальцем контуры её лица. Красивая. Каким я был?
— Не помню, — ответил я, потому что «злым» говорить не хотелось, а показалось, что таким я и был. Мама делала всё для меня, а я винил её в том, что из-за истерик отец воротил от меня нос. Я половину детства провёл ей назло — лез на рожон, рисковал с пацанами, бегая по кромке бетонного забора и дразня собак, а потом втыкал в компьютер вместо того, чтобы делать уроки — дразнил мать, а она психовала только больше. Придурок мелкий. Почему-то стало стыдно. Соврал: — Обычным.
— А мне кажется, очень милым, — неожиданно прошептала Рита.
Приятно, хоть и неправда. Я улыбнулся. Растаял.
Но несколько вздохов отдыха, и заработал мозг. Стало не по себе от того, что я потерял контроль. Будто накурился… Однажды я уже выпускал из рук ситуацию, это не кончилось ничем хорошим. И не будем об этом. У любого «хорошо» есть границы, некоторые стоят дорого.
— Что тебе заказать? — спросил я, аккуратно высвобождая руку и поднимаясь с кровати.
— В смысле? — не поняла она.
— Ты хотела есть.
Она раскинула руки, заняв освободившееся место, посмотрела в потолок.
— Точно! Я забыла, что мы в гостинице, представляешь? — рассмеялась Рита.
— Но мы именно там, — ответил я, подчёркивая, что не дома. Границы требовали своё — то, что разрушено, надо восстанавливать. — Или спустимся в ресторан?
— Не уверена, что дойду, — томно проговорила Рита. — Придумай сам что-нибудь, я всеядна. В смысле мясо не ем, а так всё…
— Ты вегетарианка? — поразился я.
— Ага, такой вот особый зверь.
Она освободилась от прилипчивых простыней, и, обнажённая, чуть покачнувшись, пошла в душ. Мне снова бросились в глаза валяющиеся в разных углах спальни пёстрые носки. Я усмехнулся и потянулся за меню у телефона. Нужно собрать себя обратно, а то растёкся, как желе.
Послышалась вода в душе. Меня потянуло туда. Открыл дверь и застыл, разглядывая её всю в каплях воды. Красиво!
— Ты смотришь? — обернулась Рита.
— Да.
Почувствовал непреодолимую тягу дотронуться до её упругой, красивой кожи. И дотронулся.
— Вань, всё… — пробормотала Рита.
— Ладно, — я опять провёл пальцами, ладонью по изгибу её спины, такой гибкой и отчего-то подумалось — породистой. С сожалением сказал: — Не мешаю.
И вышел, ощущая, что она во мне осталась. Я стал романтиком? Старею…