Как поведал Иван, в конце операции он доставил Козырева в Каменку. Вот и решили сыщики: а чем чёрт не шутит, может слова Колесникова и не пустой звук и стоит поискать денежки у милиционера.
Оперативники нагрянули к нему рано утром, когда он только встал с кровати и начал собираться на службу. Больно уж неприятная «работёнка» досталась им тогда: смотреть в большие и ещё заспанные глаза молоденькой супруги Козырева, которая, не понимая, что происходит, металась по комнате; слушать надрывный плач далёкого от всего этого грудного ребёнка, которому и вовсе было невдомек, откуда тут столько усатых и безусых дядь…
Вид недоумевающего человека приобрёл и сам Козырев. Он то и дело причмокивал губами, почёсывал в затылке, присаживался на кровать и снова вставал с неё. Когда Иван уже надел милицейский китель, ему предложили его снять и одеться в гражданский костюм. И арестованный, сам понимая, как глупо выглядит милиционер в наручниках, послушался своих конвоиров.
Посадив Козырева в машину, Колесниченко поехал с ним в Каменский райотдел, а часть сотрудников осталась делать обыск. Но сердце-то у Александра Андреевича не железное, и поэтому он, находясь рядом с милицейским арестантом, всю дорогу до райотдела переживал: «а вдруг я оговорил работника милиции, вдруг он не виновен».
Тяжело ему было сообщать о задержании Козырева Рябоконеву. Однако тот, внимательно выслушав коллегу, принял все как есть и не стал возражать. Возражал же в душе лишь сам Колесниченко, который привык до последнего верить своим.
«Александр Андреевич, вы что, считаете меня преступником?» – спросил его в машине немного пришедший в себя Иван Козырев. «Ты ж должен понимать, что здесь не все так просто», – прозвучал короткий ответ мудрого сыщика, продолжавшего взвешивать в голове все «за» и «против». И уже к концу дня «против» у него получилось, к сожалению, больше.
Если бы не последний поступок Ивана Колесникова, то Александру Андреевичу, может быть, было ещё неприятнее смотреть в глаза Козырева. А состоял он в том, что Шеф, как называла Ивана шоферня, решил выдать большую часть взятых из сейфа денег. Произошло это поздно вечером. 22 тысячи рублей в целлофановом пакете были зарыты в поле на метровой глубине.
«Значит, верно – Козырев тут замешан», – посчитали розыскники, уповая на то, что крупные деньги преступники обычно не отдают.
Но возвратившиеся с обыска сотрудники у Козырева денег не нашли. Зато изъяли они у него полторы тысячи малокалиберных патронов и шестнадцать – к пистолету Макарова. А так как иметь табельное оружие ему не полагалось, то это уже само по себе тянуло на преступление, за которое можно зацепиться и преспокойно держать человека.
Откуда у Козырева патроны догадаться было нетрудно, ведь раньше он работал в рамонском ДОСААФе, имея доступ к оружию и боеприпасам. Труднее оказалось понять: как этот милиционер мог жить двойной жизнью и этого никто не замечал – ни совершенно безобидные домочадцы, верившие ему и покрывавшие его во многом, ни сослуживцы, отличавшиеся безразличием к тому, что происходит вне службы.
Прийти же к пониманию сущности Козырева оперативникам нужно было во что бы то ни стало. И поэтому, продолжив с ним работу, они снова пробуют потеребить Колесникова.
И вот, к недоумению сыщиков, Шеф неожиданно оживился и без всякого давления на него стал называть места, куда бы мог спрятать деньги его соучастник. «Иван говорил, что в Каменке есть маленькая станция, и, может быть, спрячет их в камере хранения, – начал, было, Колесников. – А возможно, – тут же продолжил он, – мог закопать в Юдино, в саду своего отца…» Туда-то сразу и отправились с обыском.
Сначала, тщательно и не спеша, стали проверять родительский дом, а затем, уже попутно, сад, для обследования которого использовали специальные штыри. Но, прощупав ими землю вокруг всех плодовых деревьев, так ничего и не нашли.
Казалось бы «пора сливать воду», признав, что кража из сейфа – не дело рук Козырева. Однако, будто невзначай, Шеф вспоминает, что тот собирался спрятать деньги ещё и в мастерской, и опять поиск продолжился.
В неуклюжем отцовском деревянном сарайчике, приспособленном под столярную мастерскую, сыщики уже искали, но обследовали не все досконально. Здесь было неимоверно тесно, и целые гирлянды разных пил, ножовочных полотен, рубанков, стамесок и топоров, висевших вдоль ветхих стен и под покрытым паутиной потолком, вполне могли поранить голову или неосторожно занесенную руку. Но – делать нечего, и, раздвигая инструменты, вытаскивая ящики верстаков, они стали проводить повторный осмотр.