Дальше принуждение к использованию термина «СВО» обрело характер навязывания маркера «свой-чужой» гражданам. Если ты называешь это войной, то подлежишь наказанию. Несколько человек, включая меня, были публично высечены, наказаны за называние очевидного очевидным. Называешь это войной — вот тебе срок за дискредитацию армии Российской Федерации. Сам по себе закон, который называется «закон о дискредитации вооруженных сил», на самом деле запрещает не дискредитацию, но накладывает запрет называть вещь своим именем. Закон о том, что ты распространяешь правдивые сведения о военных преступлениях российской армии, назван законом о распространении заведомо недостоверных сведений.
Задержание во время акции протеста против мобилизации, Москва, сентябрь 2022 года. Фото: EPA-EFE / MAXIM SHIPENKOV
В нацистской Германии, например, ни в коем случае, даже среди лиц, непосредственно к этому причастных, нельзя было называть истребление еврейского народа казнями или убийствами. Вокабуляр был очень строго регламентирован. В частности, казни назывались «особыми мерами». Окончательное решение еврейского вопроса подразумевало геноцид и истребление. Это можно было назвать исключительно вот в этих терминах. В фильме венгерского режиссера Ласло Немеша «Сын Саула», который описывает происходящее в Освенциме, показано, что узники лагеря не имели права называть тела убитых евреев телами, или людьми, или трупами. Нужно было использовать слово «вещь». И немецкая охрана очень настаивала на том, чтобы это называли словом «вещь».
Через какое-то время произнесение вслух определенным образом названий вещей или явлений начинает формировать твое сознание. Если ты понимаешь, что лжешь, называя войну «специальной военной операцией», это вызывает у тебя когнитивный диссонанс. Делается это, конечно же, через принуждение, через угрозу репрессий. Насаждается именно для того, чтобы привести людей к конформности, чтобы подавить сопротивление и мысли о сопротивлении через соблюдение ритуала, который заставляет тебя в ежесекундном режиме, по крайней мере каждый раз, когда ты говоришь на эту тему вслух, отказываться от своих убеждений.
Когда ты публично вынужден замалчивать правду или, находясь в публичном пространстве или даже в компании относительно близких людей, называть войну «СВО», зная, что именно этого требует от тебя власть, и зная, что власть запрещает называть войну войной, ты каждый раз сам себе свой хребет гнешь.
Ты его гнешь, гнешь, и либо ты станешь гуттаперчевым от этого, либо хребет у тебя хрустнет.
Из-за того, что ты испытываешь когнитивный диссонанс, это ощущение неприятное. Ты понимаешь, что наступаешь на горло собственной песне, отказываешься от своих собственных принципов, ты стараешься всего этого избежать. Но если, с одной стороны, это подкрепляется репрессиями, страхом наказания, рисками, и ты не можешь в эту сторону ступить, потому что боишься потери работы, потери свободы, может быть расправы, то ты начинаешь двигаться в другую сторону. Ты, чтобы не чувствовать себя лжецом и трусом, чтобы не подрывать основы собственного мироощущения, где ты желаешь видеть себя человеком правым и правильным, начинаешь убеждать себя в верности аргументов, на которых зиждется оправдание насилия, заведомо лживых аргументов, лживость которых ты прекрасно понимал вначале. Ты начинаешь искать аргументы, которые позволят тебе подвергнуть эрозии собственную прежнюю позицию и укрепить в этом диалектическом поединке позиции той стороны, которая угрожает тебе насилием. И, мне кажется, вот на этом строится конформизм.
С точки зрения социальных психологов, я, вероятно, произношу какие-то банальности, но это всё личные тривиальные открытия, сделанные мной на протяжении последних полутора лет, когда я наблюдал интроспективно и за тем, какие ощущения я проживаю, и за тем, как меняется и поведение, и риторика людей, прежде всего в России, остающихся в стране по своему выбору или вынужденно.
Ты начинаешь подвергать сомнению возможность истины как таковой, говоря себе, что нет истины, есть только точки зрения. И точка зрения равна другой точке зрения. Да и то, что Путин видит мир вот так, словно там всё еще продолжается холодная война или словно Вторая мировая не заканчивалась, это теперь как будто бы валидная точка зрения. Хотя мы прекрасно понимаем, что пока он эту реальность не реализовал путем масштабного кровопролития, пока он не вызвал эту реальность к жизни, она существовала исключительно в его воображении.