— Тема беседы?
— Господин Опекушин сообщил, что не имеет к нам никаких претензий по поводу приобретения нами ликёро–водочного завода.
— Ага. И тут же назначил собственного управляющего на ваш, — следователь подчеркнул слово «ваш», — завод.
— Никого он не назначил, просто порекомендовал нам опытного управленца, — пожал плечами Гоша. — Дело обыкновенное.
Гоша тоже чувствовал себя бесконечно усталым. Может, это заразно?
— Но почему–то сразу после смерти, я бы уточнил, убийства Опекушина вы всю верхушку завода тут же сменили, — Отрошенко потёр морщинистую шею и отпил остывшего чая.
— Они не справились с задачей. И это право собственника — менять менеджера в собственном предприятии.
— Как–то у вас всё слишком гладко получается. Однако всё же именно вы были едва ли не самым заинтересованным лицом в смерти Опекушина.
— Это большое преувеличение.
— Возможно, возможно. Но обстоятельства свидетельствуют против вас, господин Сидоров.
— Обстоятельства или доказательства?
— Пока только обстоятельства. Но это только пока.
Следователь, даром что едва шевелился, вынимал из Гоши душу на протяжении часа. Он кружил вокруг да около, провоцировал, переспрашивал одно и то же по несколько раз. Выпил три стакана чая, противно позвякивая ложечкой, но Гоше не предложил даже воды. Но отпустил всё же с миром, и то хлеб.
По всему похоже было, что ничего серьёзного на Гошу у прокуратуры не было, но, тем не менее, ситуация была очень неприятная. С запашком ситуация. Если вдруг начнут копать серьёзно — то всё может повернуться ещё ох как нехорошо. Отрошенко, похоже, личной неприязни и особого служебного рвения не проявлял. Видно было, что просто отрабатывает номер. А вот кто постановщик номера — можно было только догадываться.
Короче, Гоша так и не понял, что ему хотел сказать Отрошенко. Не иначе, как привет с того света обязался передать. Мол, кланяется вам дядя Пекарь, низенько–низенько. А Отрошенко, со своей стороны, и понимать ничего не хотел: он сделал то, что ему было приказано. Сверху. С такой высоты, что даже от думы о ней кружилась голова и потели плечи под шевелящимися погонами.
Домой Гоша приехал, когда уже стемнело — застрял в колоссальной пробке на Варшавке, на самом въезде в Москву.
Нюша не вышла его встречать, хотя была дома.
— Нюш, ты что, спишь? — Гоша зашёл в комнату сестры и зажёг свет.
Она лежала на диване, свернувшись калачиком под ватным одеялом.
— Гош! — тихонько позвала она, постукивая зубами.
— Заболела? Давай, аспирина принесу?
— Гош, — сказала Нюша ещё тише, — вызови «скорую». Я тебя ждала, ждала… А тебя всё нет и нет…
— Что с тобой? — Гоша положил ей ладонь на лоб. Лоб был сухим и горячим.
— Кровотечение, — ответила Нюша и прикрыла глаза. Она была такой маленькой, такой жалкой, как когда–то в пятом классе, когда болела краснухой.
«Скорая» прибыла быстро. Крепкий парень в белом халате, которого Гоша принял за санитара, оказался доктором.
Осмотрев Нюшу, несолидный доктор вышел к напряжённому Гоше, который как тигр вышагивал по коридору уже, наверное, десятый километр.
— Муж? — спросил доктор.
— Брат, — покачал головой Гоша.
— А муж где?
— Мужа нет, — Гоша абсолютно ничего не понимал, и это было страшно. Гораздо хуже, чем в прокуратуре.
— Тогда вы помогите больной собраться, — деловито распорядился парень.
— Куда? — оторопел Гоша.
— В больницу забираем. Где тут у вас позвонить можно?
Гоша показал на телефон:
— Вот здесь. А что с ней?
— Выкидыш, — равнодушно ответил доктор, набирая номер. — Пятая! — заорал он в трубку. — Сейчас в гинекологию привезём… Сидорова… Двадцать три… Чистка… Да, срочно…
Гоша метнулся в комнату — Нюша растерянно стола посреди комнаты, прижимая к груди кулёчек с какими–то тряпками: халатом, ночной рубашкой, шерстяной кофтой, на которой были вышиты неуместно весёленькие ромашки…
— Гош, а тапочки брать? — жалобно спросила она и заплакала.
Белоярск
Рейсовый ИЛ‑86 произвёл посадку в аэропорту города Белоярска и уже через несколько минут подруливал к стоянке. Прямо по лётному полю от служебных ворот встречным курсом к ИЛу неслась кавалькада чёрных «мерсов» самых разных модификаций. Будто эти машины участвовали в своеобразном автопробеге, во время которого стояла задача продемонстрировать публике лучший модельный ряд знаменитого немецкого автопроизводителя.
Подали высокие трапы. Распахнулась дверь салона бизнес–класса. И первым из неё под радостные возгласы высыпавшего из «мерсов» народа вышел Виктор Викторович Боков, председатель совета директоров «Росмета».