— Беспокоят меня наши нефтяные ребята, — вздохнул Покусаев, щедро намыливая мохнатый торс.
— А ты не беспокойся, Фёдор Ильич, — усмехнулся Морозов, — а работай в нужном направлении. А то, глядишь и вправду, третья нефтяная начнётся.
— Н-да, на мой взгляд она уже началась…
— Тогда в чём наша генеральская задача в подобной войне? — строго спросил Морозов и сам себе ответил. — Вывести наши основные силы из–под удара, сохранить позиции, а лучше, воспользовавшись ситуацией, всемерно укрепить их. И не упускай из виду Чуканова и Бокова. Сдаётся мне, Витя Боков закусил удила. И мне это не нравится — а хватка у него бультерьерская.
Спустя десять минут чрезвычайно чистые генералы, облачённые в свежеотглаженные мундиры, входили в кабинет Монстра Ивановича на минус шестом этаже Бункера. Майор Пичугин стоя приветствовал начальство, демонстрируя справную выправку и готовность номер ноль.
— Пичугин, дай распечатку по Сидорову и доложи ситуацию, — приказал помощнику Морозов. — Ты как насчет пятидесяти боевых? — поинтересовался он уже у Покусаева. Тот согласно кивнул. Любил он грешным делом морозовский коньяк.
Майор Пичугин выждал за дверью несколько минут, пока шефы разомнутся, и, коротко стукнув, вошёл с бумагами:
— Разрешите доложить, товарищ генерал–полковник! Сидоров по вашей рекомендации был вызван в прокуратуру в качестве свидетеля по делу об убийстве Опекушина — Пекаря. Вёл себя спокойно. Продолжать разработку в этом направлении?
— Нет, пока давить не надо. Но и с крючка совсем пусть не отпускают. Что там с кредитом?
— У них всё получилось, — удивлённо пожал плечами Пичугин.
— Молодцы! — с чувством одобрил Монстр Иванович.
— Моя креатура, — не преминул напомнить Покусаев, довольно поглаживая вновь распушившиеся будёновские усы.
Монстр Иванович ничего не ответил, лишь усмехнулся и закурил первую после тенниса «беломорину».
— Разрешите идти? — Пичугин артистично щёлкнул каблуками.
— Иди. Бумаги оставь, я гляну сам, — сказал Морозов и изумлённо поднял брови: в кабинете весело заверещал звонок мобильного телефона.
Это был явный непорядок — мобильниками в Бункере было пользоваться строжайше запрещено. В целях обеспечения секретности.
— Что такое?! — грозно приподнялся Монстр из кресла.
— П-птичка шалит! — отрапортовал Пичугин, исподтишка показывая кулак предателю Карлуше. Научил, блин, на свою голову!
Ворон, радостно слетев на стол Монстра Ивановича, выдавал трель за трелью из классического репертуара мобильника.
— Заткнись, — просто, но убедительно приказал ему Монстр Иванович.
— Пр–роехали! — огрызнулся ворон. И заткнулся.
Зера ужасно тосковала в этой огромной чужой Москве. Ей очень не хватало Нура — верного друга и оруженосца. Он так трогательно весь прошлый учебный год терпел их совместные театральные вылазки! Окультуривался до посинения. А на «Лебедином» чуть не заснул, но мужественно высидел. И зачем только он сделал ей это дурацкое предложение в самолёте! Вечно мужчины норовят всё испортить.
У Зеры так и не получилось подружиться с кем–то с курса. Мешала «звонкая» фамилия. Слишком нефтяная фамилия, которую в их «керосинке» произносили чуть ли не с придыханием. Те ребята и девчонки, с которыми хотелось дружить ей, её сторонились, считая «ботаником» и папенькиной дочкой. Те же, кто набивался в друзья и поклонники, видели в ней не человека, а нефтяного отпрыска. Чепуха какая–то получалась!
Именно поэтому Зера и решила первой сделать шаг и помириться с Нуром. Через дальних родственников она договорилась, что те перешлют ей из Уфы набор кураиста — национальные дудки. Да не просто перешлют, через папиных гонцов, а именно передадут Нуру, чтобы он уже передал курай ей. Это был сложный путь, но ничего больше Зере в голову просто не приходило.
Они встретились у «Маяковской», под колоннами зала Чайковского. Нур был мрачный, как туча.
— Ты что, что–то съел? — не удержалась Зера.
— Как это? — не понял он.
— Ну, кислый такой, — пояснила она.
— Да нет, просто настроение не очень, — признался он. — Слушай, Зер, а зачем тебе курай? Играть будешь, что ли? А что? — прикольно. В каком–нибудь панк–рок ансамбле и на курае…
Зера решила признаться:
— Знаешь, курай — это повод. Я просто помириться хотела.
— А мы разве ссорились? — ледяные в начале встречи глаза Нура начали оттаивать.