Там, где когда-то был клуб 34-го инженерного батальона, теперь тоже находились раненые. На севере шла бомбежка. Вздрагивала земля. Красные всполохи разрывов гуляли по небу, и края низких взлохмаченных облаков наливались зловещим багрянцем и снова меркли.
Вечер выдался по-летнему погожим. Раненые выбрались во двор. В темноте белели повязки. Слышался сдержанный говор, позвякивание котелков. Изредка мелькал огонек цигарки и исчезал так же быстро в натруженных солдатских ладонях. Прошла крытая машина и остановилась у дома.
— Пополнение к нам, — невесело пошутил кто-то.
Маленький санитар в каске выскочил из кабины, помог первому раненому сойти на землю. Подошли еще несколько.
— Откуда, ребята?
— Дорогу, дорогу! — совсем по-мальчишески крикнул санитар. — Люди чуть держатся, а они с расспросами.
— Кто это? — спросил красноармеец с перевязанной головой, когда дверь за ранеными закрылась.
— Санитар-то? Воспитанник музвзвода Юра Трошнев. Весной в шестой класс ходил. А теперь с сумкой на боку на передовой раненых подбирает. И не гляди, что мал. Лезет в самое пекло и, говорят, даже к ордену представлен.
Неожиданно раздавшаяся песня прервала разговор. Голос певца был несильный, но разговоры и даже звяканье котелков прекратилось. Раненые прислушались к простым, близким их сердцу словам, исполняемым на мотив «Каховки»:
— Наша островная песня, в редакции ее сложили, — тихо произнес кто-то в темноте.
Дальше говорилось о подвиге моряков с Цереля, оставшихся взрывать в 1917 году свою батарею. Пел кто-то, а люди, всего несколько часов покинувшие поле боя, с жадностью ловили каждое слово.
Недалеко гремел бой. Фашисты захватили почти весь остров, а песня вселяла бодрость, звала на подвиг.
Смолк певец, и, словно ожидая этого, громовым раскатом рвануло сзади. Со свистом над головами раненых понеслись снаряды.
— Батарея капитана Стебеля бьет! — крикнул кто-то. — Держитесь теперь, фашисты!
Какой-то человек с пачкой газет появился в кустах. Видимо, раненые его хорошо знали. Послышались возгласы.
— Товарищ политрук, сюда!
— Сюда газету!
Это в небывалых по сложности условиях продолжала выходить, уменьшаясь и размером и тиражом, островная газета «На страже». Маленький коллектив редакции, возглавляемый политруком Михаилом Дмитриевичем Крыловым, проявлял чудеса изобретательности, стремясь сделать свою газету боевой, острой, злободневной. На страницах «На страже» приводились сводки Информбюро, перепечатывались наиболее интересные материалы из центральных газет, информация корреспондентов газеты «Красный Балтийский флот» политруков В. Максимова и В. Лебедева, выходил сатирический уголок «Прямой наводкой». Под взрывы бомб и снарядов в землянке, где помещалась типография, художник на линолеуме вырезал хлесткие карикатуры. Это в газете был помещен стихотворный фельетон ленинградского поэта, тоже попавшего на Сааремаа, Всеволода Веденского (Вальде) «Открытое письмо». Особенной популярностью пользовалось четверостишие о фашистских летчиках, сбрасывавших свои бомбы в воду:
Газета быстро разошлась по рукам. Несколько человек забрались в шалаш. Вспыхнул затемненный фонарик. Стало слышно, как кто-то начал читать:
— «От Советского Информбюро. Утреннее сообщение от 1 октября. В течение 1 октября наши части вели упорные бои с противником на всем фронте».
— А что про наш остров пишут?
— Погоди. Вот есть и про остров. «Герой боев — комсомолец Бородулин», — прочел тот же голос. — Член Всесоюзного Ленинского комсомола старшина Бородулин смело вступил в бой с прорвавшимися гитлеровцами. Фашистская пуля пробила грудь воина, намок от крови комсомольский билет, а отважный балтиец не выпускал из рук ручного пулемета. Меткими очередями он уничтожил четыре вражеские машины и большую группу солдат. Когда подоспела помощь, Бородулин был трижды ранен, но продолжал стрелять. Защитники Эзеля, берите пример со старшины Бородулина!»