Сегодня мы водовозку проспали. Пан врывается в землянку, за ноги вытаскивает нас наружу, и мы бежим с тубусами и ванной на кухню, надеясь, что вода еще не закончилась. Позабыв про осторожность и радуясь тугой струе, мы губами ловим холодную, резко пахнущую воду (медики уже сыпанули два стакана хлорки), набираем ее в ладони. При этом не проливаем ни капли, мы слишком хорошо знаем ей цену. За этим занятием нас и ловит Серега. От него за версту разит перегаром, видимо, он пьет уже не первые сутки.
— Бл…ская сила, опять эта чертова связь, — бормочет Серега и со всего размаху бьет Пана ногой. Удар приходится в копчик. Пан кричит и, прогнувшись, падает на спину. Он стонет в луже питьевой воды под колесами АРСа и никак не может встать; похоже, Серегин пинок угодил в какое–то нервное окончание.
— Чего ты стонешь, баран! Тя чё, ранило? — кричит Серега. — Встать! Смирно!.. Я когда–нибудь расстреляю вас, придурков, — продолжает он, когда мы вытягиваемся перед ним с тубусами. — Вы меня уже задрали. Я отдам вас на растерзание своим орлам, и они вас заклюют на хрен! Заклюете, орлы? — спрашивает он своих поваров, которые драят котлы на столике рядом с АРСом.
У поваров невероятно задроченный вид, они даже еще большие чумоходы, чем мы. Серега избивает их постоянно, по поводу и без повода, заставляя вкалывать по двадцать часов в сутки. С ног до головы повара покрыты несмываемым слоем вонючего жира; у одного, самого тощего, с уха свисает длинная вермишелина.
— Заклюем, — отвечают орлы.
Тощий тыльной стороной ладони снимает вермишелину с уха.
— Заклюют, — подтверждает Серега. — Еще раз поймаю — убью на хрен. Свободны.
Мы идем в палатку, не забыв прихватить при этом свои бидоны. Не удалось наполнить
лишь ванночку. Ее, прихрамывая, несет Пан. Он потирает копчик.
— Сука, — стонет он, — чуть задницу не сломал!
Мы сидим в окопе охранения, вжав головы в плечи и вслушиваясь в темноту. Южные ночи непроглядны; если долго пялиться в темень, очень быстро устанешь, и поэтому мы сидим с закрытыми глазами. Слух здесь становится острым, как у кошки, и я слышу малейшие движения. Мне кажется, я даже слышу, как возятся вши под мышками у Пана, который сидит, не шевелясь. Но я знаю: он не спит.
Сразу за бруствером начинается минное поле, так что мы особенно не беспокоимся: если кто пойдет, мы услышим. И все же нохчи могут попытаться снять растяжки, и надо за этим следить.
Над нами горой возвышается бэтээр прикрытия. Оттуда слышны голоса, из–под неплотно прикрытых люков тоненькими полосками бьет свет. Это плохо, любой свет в ночник[13] видно издалека, так что бэтээр — готовая мишень. Мы с Паном отползли в самый дальний конец окопа, чтобы нас не задело при взрыве, если нохчи вздумают положить бэтээру в бочину пару–тройку «мух».
Иногда косолапый Саня открывает люк и чем–нибудь озадачивает Пана или меня: то принеси конфет, то сгоняй за куревом, то еще что–нибудь. Я испытываю к парням в бэтээре двойственные чувства — ненавижу и люблю одновременно. Понятно, что они пидарасы, но если начнется заваруха, то эти двое разведчиков со своим КПВТ будут для меня самыми главными людьми на земле. У меня же только автомат и четыре магазина к нему.
На минном поле растет анаша. Целое поле шмали, до самых гор. Я предлагаю Пану сорвать пару кустиков.
— Туда даже плюнуть нельзя, — говорит он, — растяжки сразу за бруствером, дальше — противопехотки.
Приходится отказаться от этой затеи.
Люк в бэтээре в очередной раз откидывается, высовывается Саня:
— Связисты! Длинный, сука! — зовет он меня. — У тебя конфеты остались еще?
— Да, Сань. В палатке.
— Принеси.
Я встаю. Пан смотрит на меня снизу вверх.
— Не ходи, — тихо говорит он.
— Почему?
— Не ходи. Чё ты им шуршишь? У них свои духи есть, пускай своих гоняют.
— Чё ты там подпёздываешь? — негодует Саня на Пана. — Ща башку прикладом проломлю, животное…
— Сань, ты же знаешь, им Фикса не разрешает шуршать для вас, — оправдывается Пан.
Фикса — серьезный аргумент. Мне он кажется вообще самым главным в полку. Фикса
запрещает нам шуршать для разведки и хочет поднять связь. Он — мой дембель, и его слово непререкаемо. Мы должны слушаться только его и выполнять только его приказания.