— Where are we going?[4] — спросил я его…
— В Ипрэ-эс! — отвечает он.
Ну конечно же, эта колокольня в Ипрэ-э-эсе. Городская колокольня, мне ничего не почудилось. И ходу до нее не меньше четырех часов, с нашей-то хромотой, по тропинкам, а то и прямиком через поля. Перед глазами у меня стоял туман, слегка подернутый сверху красной пеленой. Мое тело словно распадалось на части. Промокшую часть, пьяную, жуткую часть руки, отвратительную часть уха, ту, что вселяла в меня надежду и была исполнена дружеских чувств к англичанину, часть как бы ненароком отклонявшегося в сторону колена, часть, оставшуюся в прошлом, которая пыталась, я как сейчас это помню, безуспешно прицепиться к настоящему — и, наконец, часть, устремленную в будущее, пугавшее меня сильнее всего, и была еще одна, смеющаяся часть, которая, не обращая внимания на остальные, хотела обо всем рассказывать. А к такому числу напастей действительно уже невозможно стало относиться всерьез, они и вправду выглядели забавно. Мы прошли где-то около километра, и тут мне расхотелось идти дальше.
— Ты далеко собрался? — уточняю я у него на всякий случай.
И останавливаюсь. Больше ни шагу вперед. Между тем до Ипра осталось не так уж и далеко. Расстилавшиеся вокруг нас поля вздувались разбухшими шевелящимися кочками, казалось, это огромные крысы поднимают комья земли, перемещаясь под бороздами. А может, даже и люди. Там вполне могла орудовать целая подземная армия… Кругом все колыхалось, как море с настоящими волнами… Пожалуй, мне стоило бы присесть. Да и бушевавший в моих ушах ураган ни на секунду не смолкал. Внутри меня уже вообще ничего не осталось, кроме нескончаемого ураганного сквозняка. И вдруг я изо всех сил заорал.
— I’m not going! I’m going[5] исполнить свой воинский долг!
Сказано — сделано. Я вновь поднимаюсь, весь в крови, рука и ухо тоже при мне, и направляюсь навстречу врагу, туда, откуда мы пришли. Теперь уже мой компаньон начинает на меня кричать, причем я понимал буквально все. Похоже, у меня усилился жар, и чем выше у меня поднималась температура, тем совершеннее становилось мое знание английского. Да, я едва передвигаю ноги, но чего-чего, а отваги мне всегда было не занимать. И ему, как бы он ни старался, меня не остановить. Так мы с ним и собачились, иначе не скажешь, стоя посреди равнины. К счастью, нас там никто не видел. В конечном итоге, правда, он все-таки победил, с силой сжав мою изувеченную руку. После чего я просто вынужден был уступить. И пойти за ним. Однако не прошли мы и четверти часа в направлении города, как я замечаю, что нам навстречу по дороге скачет около дюжины кавалеристов в хаки. Они стремительно надвигались, и я уже было подумал, что нас сейчас снова атакуют.
— Ура! — завопил я практически сразу, как их увидел. — Ура!
И тут до меня дошло, что это англичане.
— Ура! — в ответ поприветствовали меня они.
Их офицер приближается. И делает мне комплимент.
— Brave soldier! Brave soldier![6] — говорит он. — Where do you come from?[7]
Хороший вопрос, я бы и сам не прочь узнать, откуда я кам фром. Этот урод опять сбил меня с толку.
Теперь я готов был идти и вперед, и обратно, куда угодно, лишь бы побыстрее отсюда свалить. Мой спутник, на которого я опирался, пинками подгонял меня по направлению к городу. И срать они хотели на мой воинский долг. Да я и сам уже перестал понимать, зачем собирался вернуться, да и собирался ли, я чувствовал только сильную боль внутри. Ле Дрельер об этом тоже не узнает. Он уже покинул нас навсегда. Между тем дорога плавно, можно даже сказать, словно намереваясь меня поцеловать, приблизилась к моим глазам, и я улегся на нее, как на мягкую перину, в то время как в башке у меня продолжались бомбардировки. А потом все смолкло, и только всадники в хаки никуда не делись, точнее их [приглушенный] галоп, потому что я больше ничего не видел.