— Но кто бы нашел тебя на этом острове? — деловито спросил мистер Эйб.
Малютка задумалась.
— Никто. Ведь если бы тут были люди, я не была бы Робинзоном, — с удивительной логикой пояснила она. — Это была бы такая шикарная роль именно потому, Эйб, что я весь фильм была бы одна. Представляешь — Лили Вэллей в главной и вообще единственной роли!
— А чем бы ты тогда занималась в течение всего фильма?
Лили оперлась на локоть.
— О, это я уже придумала. Купалась бы и пела песни на скале.
— В пижаме?
— Без, — ответила малютка. — Не правда ли, это был бы восхитительный успех?
— Но ты ведь не ходила бы на протяжении всего фильма голой, — проворчал Эйб, охваченный живым чувством несогласия.
— А почему нет? — невинно изумилась малютка. — Что в этом такого?
Эйб промямлил в ответ что-то невнятное.
— А главное, — размышляла Ли, — вот, я уже придумала. Потом меня похитила бы горилла. Да-да, такая черная, жутко волосатая горилла.
Мистер Эйб покраснел и постарался еще глубже зарыть в песок свои проклятые ноги.
— Но ведь здесь нет горилл, — не слишком убедительно возразил он.
— Есть. Здесь вообще полно диких зверей. К этому нужно подходить с точки зрения искусства, Эйб. К моему цвету кожи горилла подойдет замечательно. Ты, кстати, обратил внимание, какие у Джуди волосатые ноги?
Эйб помотал головой, не желая углубляться в эту тему.
— Просто ужасные ноги, — заявила малютка, посмотрев на свои собственные икры. — Ну вот, а когда горилла несла бы меня на руках, из леса вышел бы молодой, прекрасный дикарь и заколол бы ее.
— А он во что будет одет?
— У него будет лук, — без колебаний ответила малютка. — И еще венок на голове. Этот дикарь взял бы меня в плен и привел к хижинам каннибалов.
— Здесь нет каннибалов, — выступил Эйб на защиту островка Тахуара.
— Есть. Людоеды захотят принести меня в жертву своим идолам и начнут при этом петь гавайские песни. Ну, такие, как поют негры в ресторане «Парадиз». Но молодой людоед влюбится в меня... — прошептала Ли с глазами, широко распахнутыми от восторга, — а потом в меня влюбится еще один людоед, например, их вождь... А потом один белый человек...
— А откуда бы там взялся белый? — для порядка спросил Эйб.
— Он бы у них был в плену. Скажем, это был бы знаменитый тенор, попавший в руки дикарей. Тенор — для того, чтобы он мог петь в фильме.
— А он как был бы одет?
Малютка разглядывала пальцы своих ножек.
— Он... бы... был бы без всего, как и людоеды.
Эйб покачал головой:
— Малютка, это не годится. Все знаменитые теноры ужасно толстые.
— Ах, как жаль! — всплеснула руками малютка. — Ну, значит, его мог бы сыграть Фред, а тенор просто пел бы за кадром. Знаешь, это называется озвучивание.
— Но ведь Фреда в начале сожрала акула!
Малютка разозлилась:
— Нельзя быть таким жутким реалистом, Эйб! С тобой невозможно говорить об искусстве. Так вот, а вождь всю меня обвил бы нитками жемчуга...
— А жемчуг бы он откуда взял?
— Здесь куча жемчуга, — уверенно заявила Ли. — А Фред из ревности устроил бы с ним боксерский поединок на скале, прямо над морским прибоем. Какой прекрасный вышел бы кадр — силуэт Фреда на фоне неба, правда? Ведь это шикарная идея! А потом они оба упали бы в воду... — Ли просветлела лицом. — Вот тут как раз пригодился бы эпизод с акулой. Как разозлится Джуди, если Фред будет играть со мной в одном фильме! А замуж бы я вышла за красивого дикаря. — Златовласая Ли вскочила. — Мы бы стояли с ним на берегу... на фоне заката... совершенно нагие... Такой был бы последний кадр, и диафрагма бы закрывалась медленно-медленно... — Малютка сбросила халат. — А я иду купаться!
— Ты ведь не надела купальный костюм! — с ужасом крикнул Эйб, оглядываясь на яхту: не смотрит ли оттуда кто-нибудь; но малютка Ли уже, танцуя, бежала по песку к лагуне.
«...А в платье она выглядит лучше», — вдруг заговорил в молодом мужчине жестокий голос холодной критики. Эйб был прямо раздавлен тем, что его любовный восторг куда-то испарился, он чувствовал себя виноватым, но... well, если Ли в платье и туфельках, то она... well, она и вправду как-то красивее.
«Ты, наверное, хочешь сказать — приличнее», — защищался Эйб от этого холодного голоса.
«Well, и это тоже. И красивее. Почему она так глупо шлепает по воде? Почему у нее так трясутся мясистые ноги? Почему... почему...»