Ближе всех к нашему блоку располагались французы, и когда им приносили обед, то от бачков с супом исходил такой ароматный запах, что у нас невольно текли слюнки и кружилась голова. Немцы-охранники, и те завидовали им, а мы — тем более. Когда французы получали посылки, некоторые из них «одаривали» и нас, бросая через проволоку сигареты, плитки шоколада и кое-что другое. Французы делали это от доброго сердца, хотели хоть чем-либо помочь русским, но беда была в том, что за каждым броском подарка возникала «куча мала» на нашей стороне. Ведь нас-то было много, и каждый хотел есть, каждый пытался схватить, проглотить тут же или спрятать, иначе надо было делиться с другими. А с кем делиться, если голодных — тысячи!
Все, кроме советских военнопленных, пользовались правом переписки с родными, посещали кино, имели свой киоск, что-то могли купить на лагерные марки, которые они получали в рабочих командах. Все, кроме нас, в рабочих командах жили без охраны. Французский блок находился у нас под боком, рядом. Вся их жизнь в плену была у нас на глазах. Если бы не колючая проволока и не сторожевые вышки с пулеметами на турелях, можно было подумать, что французские военнопленные отдыхают в оздоровительном пансионате».
Красный Крест не мог отслеживать и контролировать условия содержания советских военнопленных, а в отчетах специалистов этой организации о содержании военнопленных других стран можно прочесть следующее: «Для приготовления продуктов, полученных от Красного Креста, заключенные могут пользоваться кухонной плитой. Кухни, в которых готовится пища, очень хорошо подготовлены. У старшего повара жалоб нет.
В столовой работают французские военнопленные. Там можно приобрести пиво, лимонад, минеральную воду». (Из отчета о посещении стационарного лагеря № 326 (VIK) делегацией Красного Креста от 27.07.1944 г.)» А знаменитый американский генерал Джордж Паттон по прозвищу Кровь и Кишки в своей книге «Война, какой я ее знал» о посещении лагеря военнопленных для союзнических войск в Моосбурге пишет так:
«Я пошел по жилым помещениям, посетил также и бараки, где располагалась кухня и где я наблюдал разнообразные оригинальные приспособления для приготовления пищи, сконструированные попавшими в плен пилотами ВВС Соединенных Штатов. Приспособления напоминали кузнечный горн, где сгорало практически все, что могло гореть. В процессе горения агрегаты изрыгали, имевший жуткий запах, густой черный дым — самый густой и черный, какой мне только когда-нибудь в жизни приходилось видеть. И все же благодаря этим печкам поставляемая американским Красным Крестом еда разогревалась и делалась более аппетитной. На протяжении последнего месяца пленные в Моосбурге питались полностью за счет поставок Красного Креста, поскольку немцы практически не поставляли в лагерь продуктов, которых у них самих уже не было. К их чести надо заметить, что они не препятствовали снабжению пленных провизией и не отбирали ее для себя».
И вновь без комментариев.
Выжившие
В своей книге о пребывании в плену Борис Соколов пишет о том, что голод все переносят по-разному. Тяжелее всего — люди с невысоким интеллектом. «Я не говорю с образованием — интеллект и образование не всегда совпадают, — подчеркивает он. — А некоторые люди, голодая, впадают в исступление, едят землю, обгрызают деревья, променивают весь паек на табак, опускаются и т. д. Это — прямая дорога к смерти.
Многие люди, имеющие слабые жизненные устои и недостаточно сильную волю к жизни, в мирное время живут как оранжерейные растения. О них заботятся другие люди, заботится медицина, у них достаточно пищи, удобная одежда, хорошее жилище — в общем, все, что поддерживает даже очень слабую жизнь и не дает ей угаснуть. Но в какой-то момент наступает кризис, и все это исчезло — оранжерея сломана. Тогда оранжерейные люди умирают, а выживают в суровом ветре жизни только внутренне стойкие».
По данным немецкого историка Х. Штрайта, изучавшего архивы ОКВ, смертность среди советских военнопленных в годы Второй мировой войны составила 57 % — 3,3 миллиона наших соотечественников умерли или погибли в плену, причем около 2 миллионов — до февраля 1942 года.
Для сравнения можно сказать, что смертность среди русских военнопленных в Германии в годы первой мировой войны составила 5,4 % (в десять раз меньше чем в 1941–1945 годы). Смертность американцев и англичан, находившихся в плену у немцев в годы Второй мировой войны, составила 3,5 %, или 8348 человек, — примерно столько советских военнопленных умирали ежедневно осенью 1941 г.; смертность среди военнопленных вооруженных сил Германии, находившихся в лагерях Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) / Министерства внутренних дел (МВД) СССР в годы Второй мировой войны (с 1941 г.) и послевоенный период, по данным Главного управления по делам военнопленных и интернированных (ГУП-ВИ) МВД СССР, составила на 1 июня 1947 г. 14,5 %.