О любви Дмитрия Небольсина к куреву — так же, как и миллионов его товарищей-фронтовиков, можно судить по вырезке из фронтовой газеты, где было напечатано его стихотворение «Папироска»:
По землянке бежит говорок, По окну текут капельки-слезы. Поднимается сизый дымок С неразлучной моей папиросы. Под огнем приходилось лежать Мне в полях заснеженных московских И о чем-то далеком мечтать Под лиловый дымок папироски. Ароматный дымок я глотал Под знакомые грозные звуки И дымок тонкой струйкой пускал В посиневше-иззябшие руки. Материнскую ласку и дом Вспоминал я под бурею грозной, И надежда жила огоньком Неразлучной моей папиросы. И опять я в землянке лежу. По окну текут капельки — слезы, На дымок сизоватый гляжу, Вспоминая прошедшие грозы.По тому, кто что курит, можно было судить о многом — о воинском звании, принадлежности к тому или иному роду войск, личных связях. По запаху табачного дыма становилось понятно даже, как обстоят дела на фронтах. Если над солдатскими окопами пахло моршанской махоркой, а из офицерских блиндажей тянуло дымком «Казбека» и «Беломора» — это было признаком благополучия. А если вместо этого поднимался дым «филичевого», изготовленного из отходов производства, обрезков и соцветий табака или еще какого эрзаца, значит, дела были по-настоящему плохи.
«Хуже всего без курева приходилось. Я сам как-то купил у солдата махорки на одну закрутку за сто рублей и счастлив был безмерно. До сих пор курю и папиросу вниз дымком держу — с войны привычка, — вспоминал побывавший в страшном окружении в Мясном Бору бывший командир взвода И. Елховский. — Немец все листовками забрасывал, сулил безбедную жизнь в плену. Но вот что интересно: как ни бедовали, никто из ребят и не помышлял о плене. Все до одного верили, что непременно выйдем из кольца. А листовки брали на самокрутки: бумаги-то не было, газеты к нам редко попадали. Весной и махорку не доставляли. Курили мох да прошлогодние листья».
Среднему и высшему начсоставу действующей армии (кроме летного и технического, получавшего летный паек) согласно приказу народного комиссара обороны полагалось дополнительно 25 штук папирос или 25 г табака в день и 10 коробок спичек в месяц.
Со спичками и курительной бумагой у бойцов и младших командиров частенько бывало плоховато. В качестве газетных полосок для самокруток, по мнению специалистов, больше всего подходила бумага газеты «Красная звезда». Она была тоньше и курилась вроде бы получше, чем «Правда» или «Известия». Применялась для «цыбарок» и «козьих ножек» сероватая, неважная по качеству бумага разбрасываемых с самолетов немецких листовок, что уж точно могло обернуться очень недешево для здоровья, а то и жизни в целом, поскольку могло закончиться штрафбатом, а то и расстрелом.
Бывали случаи, когда под расстрел попадали и из-за самого табака. Об одном из таких вспоминал Иван Новохацкий:
«Помню, выдали ароматный табак «Южный». Я не курил и отдавал его другим. Этот табак сыграл злую шутку. Пачки табака были похожи на пачки чая. Повар у кого-то спросил одну или две пачки чая и положил их в блиндаже на полку, где хранился чай. Рано утром в один из дней, заваривая чай, он вместо чая бросил в котел пачку табака. Мы пили чай молча, потом кто-то сказал, что чай горький. Все зашумели, собрались возле котла. Повар, чуя неладное, длинным черпаком поддел со дна заварку. Она распарилась и напоминала кучу травы. Стало ясно, что это табак. Поругавшись и посмеявшись, разошлись. К вечеру узнали, что повара арестовала военная контрразведка Смерш. Ему приписали попытку отравить офицеров. Нелепый случай, но судьба этого невинного человека была решена».
В качестве зажигалок, кроме трофейных немецких, наиболее часто применялось нехитрое приспособление, носящее грозное (по аналогии с реактивной установкой) имя катюша. Вот как оно выглядело.
«Карманное приспособление для добывания огня состояло из четырех частей: трута — фитиля из туго скрученных толстых нитей, металлической трубки, в которую втягивается трут, тщательно оберегаемый от сырости; кремня или иного камня, способного при ударе по нему давать искры, и, наконец, обломка напильника с крупной насечкой или другой подходящей железяки.
Название свое это великолепное огниво получило у солдат за россыпи искорок, со скрежетом высекаемых из камня в процессе зажигания. Спички и зажигалки не идут ни в какое сравнение с этим фронтовым изобретением находчивых солдат. Первые быстро расходуются и ярко светятся ночью, а кроме того, легко отсыревают; вторые требуют заправки бензином (для тех, кто не знает, — газовых зажигалок в те годы еще не было. — Авт.), воняют, нуждаются в специальных камешках заводского производства и в техническом уходе и тоже демаскируют в темноте.