Выбрать главу

В один из летних дней была такая бомбежка, что страшно и сейчас вспоминать. И вот одна из шариковых бомб попала в угол дома, где жили сотрудники аппарата нашего военного атташе. Дом был, кажется, 3-х этажный. Весь угол этого дома так разнесло, что образовалась глубокая воронка, а вся стена дома была пробита бомбовыми шариками. Пострадали и те дома, которые были рядом и напротив. К счастью все были на работе, и никого не убило. После бомбежки мы вошли в комнату расположенного рядом дома (в этом доме находился наш медпункт), и увидели там изрешеченные шариками стены толщиной, наверное, сантиметров 40. Шарики валялись на кровати, на столе и на полу. Напротив стояли дома иностранных представителей и мой дом. Я подумала: 'А что же теперь в моей комнате?' И когда я вошла в неё, то увидела: кондиционер вылетел из стены на улицу метра на три, холодильник валялся в конце комнаты у противоположной стены, оконные рамы с разбитыми вдребезги стеклами на полу, двери – тоже. Смотреть на всё это спокойно было невозможно. А командировка только началась…

Спустя некоторое время, появилась информация, что американцы разбрасывают листовки, в которых говорится о бомбардировках Ханоя, от которого ничего не останется, а потом они уничтожат дамбу на реке Красная, чтобы затопить всё и всех водой. Всё это произойдет так быстро, что мы не успеем никуда выбраться. Я представила себе картину затопления.

Плавать я не умела, а потому облюбовала растущее около своего дома, высокое, усыпанное красными цветами, дерево и высоко на нем большой сук, на который я заберусь, если конечно успею. Думаю, что это не спасло бы, но психологически я готовила себя к этому 'прыжку'. К счастью, этого не произошло. Бомбили днем и ночью, но дамбу вьетнамские ракетчики, с помощью наших военных специалистов, не дали разбомбить.

Особенно массированно бомбили в мае 1967 г., т.к. приближался день рождения Хо Ши Мина. И вот наступил этот день, 19 мая. Начали бомбить с утра, я еле добралась до Посольства, страшно было идти, земля дрожала, сверху сыпались осколки зенитных снарядов. Но у меня на голове всегда была каска, подаренная мне на 8 марта, с которой я не расставалась днем и ночью. По улице на работу ходила тоже в ней. Бомбили, не переставая, до обеда, потом у них, как всегда, был перерыв, и мы успели пообедать в столовой. Ну а уж после обеда началось такое, что казалось, наступил конец света.

Через некоторое время мы выглянули на улицу и увидели в небе, недалеко от нашего дома, медленно падающий горящий американский самолет. Куда он мог упасть, никто не знал; на наш ли дом, или на соседний. Казалось, что самолет падает прямо на нас. Глядя в небо, стали прощаться с жизнью. Секунда и нас может не быть, если самолет взорвется. Да и не только нас, проживающих в этих домах, а и всего вокруг, если он падает с наполненным бомбами контейнером. Снижаясь, все ниже и ниже, самолет летел в сторону нашего дома и Международного клуба, а за клубом находилось наше посольство. Замерев, мы смотрели туда, где раздался взрыв такой страшной силы, что на несколько секунд я перестала слышать. Опомнившись, мы все побежали туда, где уже полыхало мощное пламя огня. Подбежав к месту падения, мы увидели, что самолет упал на улицу рядом с оградой советского посольства, вонзившись глубоко в землю. Сверху видны были только крылья.

Какое счастье, что упал он не на посольство и с пустым контейнером. А вот в баках самолета был керосин, вот он-то и полыхал. Но это уже не страшно. При взрыве в некоторых кабинетах посольства обвалились потолки и вылетели стекла, но жертв, к счастью, не было. Не успели мы опомниться, как опять начали бомбить, и прошла информация о том, что дамбу всё-таки взорвут.

Через некоторое время ко мне подошел Старший Группы советских военных специалистов генерал-майор Г.А. Белов и приказал уйти в бомбоубежище, которое находилось недалеко от посольства на территории торгового представительства. Я быстро побежала туда, и впервые увидев настоящее бомбоубежище, спустилась в него. Народу там собралось уже много. Находились мы там очень долго. С поверхности слышался такой грохот, что дрожали потолок, стены, земля и все вокруг. Потом постепенно всё стало затихать. Кто-то из смельчаков решил выглянуть на улицу, после чего, спустившись к нам обратно, с радостью сообщил, что начался сильный ливень, и можно ожидать уменьшения бомбардировок, т.к. из-за облачности видимость стала плохая. И действительно, скоро самолеты улетели туда, откуда прилетели, т.е. в Тонкинский залив на свои авианосцы.

Как мы были рады этому дождю. С этого дня начались проливные дожди, а мы мечтали о том, чтобы они не прекращались.

Условия нашей жизни во Вьетнаме – массированные бомбежки, невыносимая жара и высокая влажность, как будто круглые сутки в парилке сидишь. Даже мраморные скамейки на улицах города были мокрыми от конденсата. Одежда на нас всегда была не влажной, а мокрой, прилипшей к спине от пота, который стекал по спине и кончикам пальцев на землю. Капельки пота так и висели на пальцах постоянно. Пот разъедал кожу и она 'горела', как будто тебя отхлестали крапивой. А ко всему этому еще добавлялись укусы комаров и москитов. Их было видимо-невидимо, летали тучами. Всё, что не было прикрыто одеждой, было изъедено комарами. Особенно им почему-то нравилось кусать под столом женские ноги. Мазей от комаров у нас не было – в Москве нам никто об этом ничего не сказал. Иногда геологи делились с нами мазью 'Тайга', которая действовала примерно часа два.

После длительных бомбардировок, когда не хотелось ни пить, ни есть, от влажности, потницы и укусов насекомых я стала ощущать сердечные боли, плохо работал кишечник, распухли фаланги пальцев рук. Военные врачи Иванов Алексей Иванович и Перегудов Иван Георгиевич, ныне покойный уже, чтобы мне не было хуже, настоятельно посоветовали мне вернуться в Москву. Я отказалась возвращаться, аргументируя тем: что же я скажу в Москве? Не справилась с заданием? На такое я не могла согласится, как они меня не уговаривали. Я согласилась на любое лечение, которое они мне порекомендовали; мне начали делать уколы, давать различные таблетки, смазывать и бинтовать мои распухшие пальцы. Мне стало лучше, а вот бинты я еще долго вынуждена была не снимать, так что некоторые люди перестали со мной здороваться за руку, думая, что у меня какая-то заразная болезнь. Чтобы рассеять это подозрение, мне иногда приходилось снимать бинты, открывая распухшие пальцы. Я очень благодарна врачам А.И. Иванову и И.Г. Перегудову, которые сделали всё возможное, чтобы я с честью смогла выполнить свой интернациональный долг, за что была награждена советским правительством медалью 'За трудовую доблесть'. За весь период войны во Вьетнаме я была единственной женщиной в Группе советских военных специалистов, получившей правительственные награды.

В праздники мы получали от Министра обороны поздравления: в День Советской Армии 23 февра?ля 1968 г. получили от него подарки, а 8 марта я получила поздравительную открытку от Героя Советского Союза Алексея Петровича Маресьева. Для меня это было большой радостью, т.к. мы воспитывались на книгах о героях войны. Книга об этом легендарном летчике – 'Повесть о настоящем человеке' Бориса Полевого была одной из самых любимых.

Два раза в год нам привозили продукты пароходами с 'Большой земли', как мы говорили. Закупали мы их столько, чтобы хватало до следующего рейса. В основном, это были консервы. Иногда нам завозили 'деликатесы': ржаной хлеб, упакованный в целлофановый пакет, чтобы не черствел и ржаные сухари в металлических банках. Они для нас были желаннее и дороже икры, крабов и дорогостоящей колбасы. А однажды привезли яблоки. И вот мы, истекая слюной, ждали, когда их разгрузят в магазин. Запах был на всю улицу, пахло Родиной, домом. А какие же они вкусные были, казалось, что раньше я таких яблок никогда не ела!!! Ели мы их и днем и ночью.

Излишками продуктов я делилась с вьетнамцами, которые убирали у нас в доме. Убирали у нас женщины, иногда они приводили с собой маленьких детей. И вот однажды, одна женщина привела с собой сына, ученика 4 класса и попросила меня поговорить с ним по-русски. Я спросила, как его зовут, в каком классе учится, есть ли у него сестры и братья. Он очень хорошо отвечал мне по-русски и напоследок сказал, что он очень хочет посмотреть Москву и Красную площадь. Я похвалила его за такое знание русского языка и угостила его конфетами. А его маме я сказала, что мальчик хорошо знает русский язык.