Связи между отдаленными провинциями осуществлялись с трудом.
В пустом зале первого этажа нас встретили представители посольства СССР в Китае. Их было двое. Первый из них – мужчина лет сорока, в очках, серьезный, интеллигентный. Второй, помоложе, разговорчивый и общительный, оказался переводчиком. Первый был чем-то озабочен, казалось, он был явно недоволен нашему присутствию здесь, будто его оторвали от каких-то важных и неотложных дел. Может быть так оно и было…
Время шло, но обстановка оставалась неясной. Одни говорили, что самолет на Шанхай полетит часа через два, а другие ожидали вылета к вечеру. Третьи поговаривали об экскурсии в столицу. Оказалось, что никаких поездок в Пекин не будет.
Ходить в одиночку, тем более отходить далеко от здания нам запретили.
Вскоре появился обслуживающий персонал, одетый в синюю униформу. Мы сидим в одном из залов на тумбах, креслах из коричневой кожи. К нам никто не заходит. Сидим и нехотя обсуждаем создавшуюся обстановку. Недалеко от нас открылся киоск. Подошли, поинтересовались: чем торгуют? Зажигалки, авторучки, женские кофточки. Даже коньяк. Купить что-либо мы не можем, у нас нет никаких юаней. Они есть, но в карманах наших руководителей, на всякий случай.
Тут же, недалеко от киоска, установили витрину. Две девушки, тоже в униформах, выставили книжечки, брошюрки. Ярко-красные цитатники Мао Цзе Дуна небольшого формата, специально для ношения в кармане. Они на английском, французском и русском языках. Некоторые книжечки раскрыты, отдельные абзацы и строчки даже подчеркнуты красным карандашом.
По всему этажу установлено много бюстов и портретов Мао. Они обвешаны красными флагами и лентами. Позже появились и свежие цветы.
Наши руководители вместе с посольскими куда-то ушли, наверно выяснять обстановку. А в это время в зал, где мы сидели, вошли дети детсадовского возраста. Во главе их девушка, по-видимому, воспитательница. Все идут строем, по двое в ряд. В руках у них портреты Мао или плакаты. На них есть надписи и на русском языке. Они для маленьких детей довольно тяжелы.
Дети выстроились вдоль стены. Появился человек в очках. Он низкого роста, возраст его трудно определить, где-то от тридцати до пятидесяти. Он через силу старается делать на лице улыбку, но это у него получается плохо. На ломаном русском языке, заглядывая после каждого слова в бумагу, он о чем-то декламирует. Через несколько секунд по взмаху руки воспитательницы дети начинают петь. Поют старательно громко. Далее следует что-то вроде танцев, то есть хождение по кругу. Нам ничего не остается , кроме как слушать. Мы уже понимаем, что дети поют о неугасающем красном солнце, о необъятной и могучей стране Востока, а также о советском ревизионизме. Девушка-воспитательница очень старалась, вместе с ней и детишки. Лицо девушки стало пунцовым, волосы то и дело падали ей на глаза. Ей даже некогда было их откидывать. Она довольно строго подгоняла ребятишек, кое-когда подталкивала. Дети стали, кажется, уставать, они уронили несколько плакатов, спотыкались, наступали друг другу на ножки.
Некоторые из наших шепотом стали предлагать уйти из зала, но было бы это правильным решением или нет, мы сомневались. Как раз в это время подошел наш руководитель , и, как будто угадав наше намерение, сказал вполголоса:
– Ни в коем случае не уходить. Скоро концерт закончится. Пусть себе детишки поют…
До Шанхая летим китайским рейсовым самолетом. В салоне вместе с нами около десятка пассажиров-китайцев. И нас чуть более двух десятков. В самолете еще много свободных мест. На полках для вещей, в карманах чехлов сидений оказалось много всякой пропагандистской литературы: брошюры, книги, цитатники. Некоторые из наших ребят просматривают их, но кладут обратно.
Во время полета, уже когда самолет набрал высоту, нам опять показали концерт. На этот раз силами экипажа и пассажиров. На русский переводила стюардесса, молодая и красивая девушка. Стоя перед нами около пилотской кабины, "артисты" исполняли песни под гитару. Танцев и плясок, правда, не было. Мы – "отступники от диктатуры пролетариата", "советские ревизионисты" – не думали уходить, куда уйдешь?