Если воздушная тревога заставала ночью – это случалось все чаще – в бомбоубежище спускались редко. Что до меня, то разбуженный грохотом от разрывов бомб и зениток (оповещение сирен, как правило, запаздывало: американские самолеты, стартуя преимущественно с авианосцев, подлетали к Ханою вдоль Красной реки на низких высотах, пытаясь избежать попадания ракет советского производства), оставался лежать под москитной сеткой и чтобы защититься от стекольных осколков нащупывал в темноте приготовленную с вечера на кровати каску и, надвинув ее поглубже, заткнув уши, с мыслью " будь, что будет, пытался снова заснуть. Однако, под влиянием военной обстановки мы, молодые сотрудники посольства, быстро взрослели, осознавая ответственность перед переживающими за нас родителями, отправленными домой семьями. Уже не взбегали на крыши жилых домов, не обращая внимание на летящие вниз осколки, как в первые дни бомбардировок, заслышав над головой хлопки от взрывов ракет и аплодируя их попаданиям в цель. Меня же немало образумил случай, когда я едва не стал жертвой охранявшей наше посольство вооруженной вьетнамской охраны. Однажды утром сигнал воздушной тревоги застал меня по дороге на работу неподалеку от посольства. Когда ускорив шаг и надев каску я был уже у ворот, прямо над моей головой неожиданно просвистели автоматные очереди. Это солдат охраны, следуя инструкции, при первых звуках сирены прыгнул в вырытый перед постом окоп (мелкий бетонный колодец) и, не глядя по сторонам, разрядил рожок по… пролетающему самолету.
Большую часть времени приходилось проводить в пределах дипломатического квартала, передвижения по городу ограничивались властями, а въезд во многие столичные районы для автомашин с дипломатическими номерами был строго воспрещен.
Своеобразной отдушиной для нас были несколько главных вьетнамских праздников в году, на время которых (от нескольких дней до недели) объявлялся мораторий на воздушные налеты. В эти короткие промежутки между бомбардировками, стараясь охватить как можно больше отдаленных районов Севера страны, чтобы в первую очередь оценить состояние построенных с помощью Советского Союза экономических объектов, мы забирались на родных "козликах" по разбитым дорогам далеко на Юг вплоть до демаркационной линии. Возвращались в Ханой обычно впритык к окончанию моратория, торопясь поспеть до 12 часов ночи. Навстречу нам двигались по ночам на Юг бесконечные колонны грузовиков и бензовозов. На узких дорогах со спешно залатанными воронками от бомб часто возникали заторы. Напряжение нарастало на подъезде к Ханою, когда время близилось к полночи. Помню, как продираясь сквозь встречные колонны грузовиков и бензовозов, выйдя из машины разбудил уснувшего от усталости за рулем совсем юного, видно, только недавно севшего за руль, водителя и помог ему разъехаться со встречной машиной.
Вьетнам той военной поры, находясь в эпицентре мирового внимания, притягивал к себе по разным причинам из Москвы как журналистов – международников и кинооператоров, так и известных писателей, художников и поэтов. Их приезд в Ханой был для нас настоящим событием. Оказывая им как знатоки местного языка и реалий различную помощь, наперебой зазывали их к себе в гости, заслушиваясь рассказами во время долгих застолий.
Запомнилась встреча с Юлианом Семеновым у меня дома накануне его отлета в Москву. Он увлеченно говорил о сделанных им открытиях, когда знакомился с документами закрытых архивов, делился планами насчет своих новых книг. Цель приезда во Вьетнам он объяснил давней задумкой написать шпионский роман, для чего собирался посетить места, описанные Г. Грином в "Тихом американце". Уезжал Ю. Семенов разочарованным: все попытки добиться разрешения на поездку в Сайгон, в том числе через наблюдателей международной контрольной комиссии (в нее входили поляки, индусы и канадцы), постоянно курсирующих между столицами разделенных демаркационной линией обеих частей Вьетнама, не дали результата. Пришлось удовлетвориться посещениями ресторана и бара в ставшей знаменитой благодаря упомянутому роману гостинице " Метрополь", носившей тогда уже новое название.
Запомнились встречи с Ильей Глазуновым, вернувшимся из поездки по стране с многочисленными картинами, среди которых особенно запомнились портреты простых вьетнамских тружеников и бойцов (некоторые из них можно и теперь увидеть в музее на Волхонке), озабоченного организацией в Ханое выставки своих работ и ее освещением в наших СМИ. Занимаясь в то время в посольстве двусторонними, в том числе культурными, связями с ДРВ, оказал ему в этом содействие. Выставка имела успех у вьетнамцев и получила хорошую прессу у нас в стране. Как память о тех встречах храню прекрасно изданный альбом (в нем довольно полно представлены работы вьетнамской поры), с благодарственной надписью художника, подаренный им много лет спустя на встрече в его особняке в Москве.