Случай, описанный мною, объяснить очень просто. Молодые офицеры-стартовики производили настройку системы вращения по азимуту и сельсинной передачи, при выключенной приемо-передающей антенне. Они заранее знали азимут, под которым был выставлен уголковый отражатель и от блока местного управления ПУ задавали азимут 0 градусов, а затем проверяли, как установка отрабатывает заданный угол. Хотя сельсинная передача была выставлена неверно (несогласованна по фазе), произошло случайное совпадение реального азимута 0 градусов и ложного нуля. Если бы уголковый отражатель был установлен под другим азимутом – ошибка была бы обнаружена сразу.
Так закончился первый этап подготовки. Письменными рапортами командиры батарей, а затем дивизионов доложили командованию полка о приеме техники и о готовности ее к боевому применению, после чего была осуществлена погрузка техники на платформы и в конце февраля 1965 г. полк эшелоном двинулся из Капустина Яра в направлении Челябинска.
Перед посадкой в эшелон командование полка провело инструктаж личного состава о необходимости соблюдения строжайшего режима секретности в пути следования. Фактически был запрещен выход из вагонов сержантам и солдатам, не допускалось общения с гражданскими лицами. В крайних, исключительных случаях допускалось на все вопросы давать один ответ: 'Мы следуем на учения'. В маршрутном листе конечным пунктом эшелона был указан г. Хабаровск.
Я со всем личным составом своей батареи следовал в плацкартном вагоне. Из-за малой положенной нормы угля, вагон практически не отапливался, поэтому все мы прилегли на голые плацкарты, не раздеваясь, в полной полевой экипировке.
Вечером, около 21-00 мы прибыли на станцию Челябинск. Я попросил проводника открыть дверь, т.к. мне необходимо было проверить часового, крепление техники и доложить об этом начальнику эшелона. Закончив проверку, я направился в свой вагон. У вагона ко мне подошел проводник и сообщил, что недалеко на соседнем пути стоит полувагон с углем, и что было бы неплохо, если бы мы запаслись этим углем. Я сог?ласился, взял с собой троих солдат, мешки и ведра и мы приступили к 'созданию запаса'. Таким способом мы обеспечили тепло и комфорт на всю последующую дорогу. На следующий день меня вызвал полковник Баженов Н.В. и в присутствии всех своих заместителей отчитал за уголь, но не сильно и без последствий. Из Челябинска наш эшелон свернул в направлении на восток, и утром мы уже были на ст. Курган, а в 19-00 – в Омске.
Так как моя жена была беременна, я в августе 1964 г. отправил ее к ее матери в г. Ангарск. Оставаться в отдаленном дивизионе в таком положении одной было чревато непредсказуемыми последствиями. 29 декабря 1964 года у нас родилась дочь, которую я видел не больше недели, находясь в отпуске. У меня возникла мысль и надежда еще раз увидеть жену и дочь. Нам разрешили выйти из вагона и находиться рядом с составом. Я и несколько офицеров добрались до вокзала, откуда я дал жене телеграмму, в которой указал ориентировочное время прохождения нашим эшелоном г. Ангарска и попросил ее прибыть на вокзал с дочерью.
В указанное мною время эшелон подходил к Ангарску. Я оделся и вышел в тамбур, попробовал открыть дверь, но она была закрыта. Через пару минут в тамбур вошел капитан Гурий Зиновьев ('инженер по технике безопас?ности'), внимательно в упор посмотрел на меня, закурил и отошел на противоположную сторону тамбура. Я тоже закурил, вглядываясь в пространство за окном и нервничая. Закончив курить, капитан Зиновьев подошел ко мне и спросил:
– Волнуетесь?
– Волнуюсь, – признался я.
– Не волнуйтесь, остановки не будет! – 'успокоил' меня капитан и покинул тамбур.
Я остался в тамбуре один со своими мыслями и ночной темнотой за окном. Состав шел по крутому изгибу, и я увидел вдали освещенное здание вокзала, а напротив дом матери моей жены. Вокзал становился все ближе и, наконец, я увидел у его входа свою жену, ее сестру и детскую коляску. Состав шел с огромной скоростью, как будто специально. Так не состоялась наша, казалось вполне возможная, встреча.