Согласно же Конституции СССР и Закону СССР от 3 апреля 1990 года, регулирующему порядок выхода республики из Союза, принимать решения, связанные с изменением государственного устройства, территорий, границ, мог только высший законодательный орган, а не Госсовет.
Для наступления уголовной ответственности не всегда достаточно только лишь самого факта нарушения закона. Необходимы последствия в виде причинения существенного ущерба. Они в то время были налицо: нанесен огромный ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности, государственной безопасности и обороноспособности страны. Кроме этого, было совершено откровенное предательство некоренного населения, ему причинен материальный и нравственный ущерб, за который тоже необходимо нести ответственность. В Прибалтике многих людей превратили в людей второго сорта, о которых, несмотря на свою клятву, забыл президент.
Теперь давайте обратимся к ст. 64 УК РСФСР. Она так и гласит: «Измена Родине, т. е. деяния, умышленно совершенные гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности СССР». Как видите, совпадение полное.
Мои оппоненты утверждают, не оспаривая, правда, самих нарушений, что решение принималось коллегиальным органом, поэтому, дескать, Горбачев не может нести за них ответственности, тем более в уголовном порядке. Я хорошо понимал и понимаю, что такое коллегиальный орган. Да, конечно, неправ весь состав Госсовета.
Однако Горбачев, являясь его председателем, не переставал быть и Президентом СССР. Согласно же ст. 127—3 Конституции СССР, из всех членов Госсовета только на нем одном лежала конституционная обязанность выступать гарантом соблюдения прав и свобод советских граждан, независимо от того, где, в какой республике они проживают. На нем лежала первейшая обязанность обеспечивать суверенитет, безопасность и целостность страны. Этим я и руководствовался, из этого я и исходил.
Горбачев умышленно пошел на нарушение Конституции. Проекты постановлений готовились при непосредственном его участии. Он вынес их на рассмотрение Госсовета и участвовал в их обсуждении, да и сами решения скреплены его подписью. Так что есть конкретные действия.
Мог ли Горбачев поступить иначе? Конечно, мог и должен был это сделать. Он же не попытался даже разъяснить членам Госсовета то, что здесь допускается попрание Конституции. В конце концов он мог восстать, отказаться участвовать в этой позорной, предательской сделке. И если уж говорить о преднамеренности поступков, то последующее поведение Горбачева ее подтверждает. Ведь по его указанию вскоре будут заключены дипломатические отношения СССР с Латвией, Литвой, Эстонией. Здесь он решения принимал единолично.
Я не случайно так много внимания уделил документам, принятым по Прибалтике 6 сентября 1991 года, ибо с них, с этой даты, началось открытое, вероломное, вопреки воле народа разваливание и уничтожение Союза, ибо они явились прологом к преступному сговору в Беловежской Пуще.
После возбуждения дела против Горбачева главными моими оппонентами стали Бакатин и Трубин. Конечно, не могли они оставить без защиты своего патрона, которому так преданно служили. Служили, не видя того, что сами стали нарушителями законности и разрушителями государственных структур.
До чего только они не доходили, выступая в средствах массовой информации! Заявляли, например, что в деле в отношении президента всего-то несколько бумажек. Как будто после его возбуждения там уже должно находиться обвинительное заключение! Еще раз скажу, что акт мною был принят правомерно, для него были все юридические основания. А дальше надо было расследовать, выяснять, прав я или не прав, есть основания для предъявления обвинения или нет. Если есть, то для какого обвинения и одному ли Горбачеву или еще кому-то.
Полемизировать с Бакатиным В., в юридической несостоятельности которого я никогда не сомневался, откровенно скажу, желания не было. Но он влез в одни оглобли с Трубиным. И вот уже оба со ссылкой на ст. 127—6 Конституции СССР заявили, что президент страны обладает правом неприкосновенности. А коли так, то Илюхин не мог возбуждать в отношении него уголовного дела. Правда, Трубин не оспаривал мои процессуальные полномочия вообще на возбуждение дел, в том числе по ст. 64 УК РСФСР. Кстати, за два десятка лет прокурорско-следственной работы у меня такой практики было немало.
Что можно сказать по поводу рассуждений этих двух правовых «гигантов»?
Для человека, несведущего в законодательстве, они даже могут показаться убедительными. Однако дело обстоит иначе. Я не оспаривал ст. 127—6 Конституции СССР и ее не нарушил. В союзном законодательстве не был предусмотрен особый порядок возбуждения дел в отношении кого-либо, Трубин Н. об этом знал. Не было запрета на этот счет и по поводу президента. Но было сделано исключение на задержания, арест, на предъявление обвинения народному депутату СССР, коим Президент СССР не являлся.