— Нет. Это лишь легенда. Обычно я поддерживаю ее, но ты спрашиваешь, уже зная истину, — вежливо ответил я. Я был настороже. Я даже был сейчас слегка напуган. Слишком долгое вступление к беседе у Говорящего с Богами.
— А как было на самом деле?
Почему-то я не сомневался, что среди людей в сером, следящих за поединком с Тивом, был и Аскин. Но ответил:
— Он прыгнул в море, пытаясь уйти от смерти. Когда Солентайн дослушал мою песню, он кивнул, и спросил Тива, будет ли тот петь. И Тив понял, что уже проиграл. Зря, я бы дал ему шанс.
— Какой?
— Предложил бы морскую тему. У него был шанс.
Аскин кивнул.
— Сколько тебе тогда было?
— Тридцать с небольшим.
— Пятнадцать земных, — задумчиво сказал Аскин.
— Что?
— Ну, менестрель! Неужели ты не слышал, что в древности годы были в два раза дольше?
— Это ересь диких! — резко ответил я.
— Оставь, Влад. Ты достаточно умен, чтобы видеть истину под пылью устоявшегося мнения. То, что мы называем старостью, раньше называлось зрелостью. Мы ведь не пускаем под нож теленка, который еще продолжает расти? А вот самих себя…
— Мы не животные. И мы пришли из другого мира. У нас завершение физического развития означает наступление старости.
Это никогда не казалось убедительным мне самому. Но иного ответа я дать Аскину не мог.
— Великолепно! Старость, во время которой состояние организма не ухудшается. Ты видел старых собак? Вывалившаяся шерсть, мутные глаза, сточенные зубы… Старость…
— Мы не животные, — упрямо повторил я.
— Мы хуже, — согласился Аскин. Разлегся на кровати, глядя в потолок, продолжая разглагольствовать: — Старость, до которой, увы, доживают немногие. Гайды, самые хитрые из менестрелей, самые умелые из мечников, и несчастные, умалишенные, прячущие лица Говорящие с Богами… Спокойная старость — как награда. Никто не поднимет меч на старика…
— Что?
— Не обращай внимания, парень. Я не собираюсь спорить с тобой по этому поводу. У древних было свое время и свои законы. А у нас берут в руки меч в двенадцать лет и выпускают в двадцать пять… если доживут, конечно. Не беда.
— Ты так иронизируешь, Аскин, словно помнишь иные времена.
— А чем я хуже Бессмертных Гайдов, которые помнят все? — тихонько спросил Аскин. — Когда ты поешь о битвах с Врагом, они поправляют тебя — и ты не удивляешься. Почему бы и мне не вспомнить что-то забытое?
Я с трудом собрался с мыслями.
— Аскин, ты говоришь интересные вещи. Но пришел-то не за этим?
— Конечно, Влад. Извини мою болтливость… старческую, — Аскин сел, подобрался, уставился на меня цепким взглядом: — Ты помнишь, что за тобой долг?
— Моя жизнь, — я кивнул. — Помню.
Говорящий с Богами потянулся ко мне и похлопал по плечу. Я невольно вздрогнул.
— Молодец, парень. Что ж, постараюсь не требовать от тебя платы, которая покажется скучной. У меня, точнее у нас, Говорящих с Богами, появился ряд вопросов, на которые боги не отвечают.
Аскин цинично улыбнулся, и я с удивлением подумал, что он, видимо, вообще не верит ни в каких богов.
— Я предпочел бы не давать такого задания посторонним, но, увы… Мы попали под подозрение.
— Чье?
— Неважно, Влад. В серых одеждах этого задания не выполнить. Оно под силу лишь менестрелю, но вы все наперечет. Отсюда вывод — нужен знакомый менестрель. И тут, такая удача, я вижу тебя.
Мне вдруг стало тоскливо.
— Не издевайся, Аскин. Догадываюсь, что наша встреча не случайна. Что тебе нужно?
— Ты веришь во Врага, менестрель?
Я заколебался. Когда-то, в детстве — да. А сейчас?
— Не знаю. Давно не задумывался над этим образом…
— Это не образ. Вполне реальные существа из мяса и крови.
— И перьев? — попытался я пошутить.
— Да, снаружи — перья. Не шути над этим, менестрель. Мы знаем, что до сих пор живы трое врагов, плененных Бессмертными Гайдами при разрушении Купола.
Я лишь пожал плечами. Можно верить в кошмарный Купол, куда попадешь после смерти, если жизнь твоя будет неправедна. Можно верить в ласковую, чудесную Землю, где окажутся достойные. Я, например, в это верю. Понимая, конечно, что образы Купола и Земли — лишь грубые, примитивные отображения чего-то высшего, недоступного пониманию. Но верить во Врага во плоти и крови? Нет уж, оставим это Говорящим с Богами.
Словно не замечая моего недоверия, Аскин продолжал:
— Один Враг содержится в подземельях гайда Вэйна. Еще месяц назад он был жив, это известно точно. Еще один живет среди Диких Островов. Попытки отбить его, в глубокой тайне, предпринимают гайды Кор и Солентайн. Третий до недавних пор жил в храме Говорящих с Богами.
Забавно — Аскин говорил о своих собратьях в третьем лице… И тут до меня дошел смысл его слов.
— Аскин, ты хочешь сказать, что это не слухи? Ты сам видел Врага?
— Видел, говорил. Много раз.
Глаза его были вполне серьезны. Немногие умеют врать с такими честными глазами. Но я, например, умею. Почему бы Аскину не владеть тем же искусством?
— И где он теперь? Я могу посмотреть на него?
— Уже нет. Месяц назад Враг бежал из Храма.
Ну, как всегда. Стоит прийти в деревню, где объявились Ушедшие Гайды, как выясняется, что они «только вчера» вернулись обратно на звезды. Чудеса такие недолговечные…
— При побеге Враг убил моего отца, — продолжил Аскин.
Я взглянул на него — и отвел глаза. Такими словами не шутят.
— Прими мою печаль, Говорящий, — пробормотал я.
— Пусть тебе не дано будет принять мою, — ответил Аскин. Помолчал, и неожиданно мягко сказал:
— Менестрель, я не лгу. Враг действительно существует. И бегство одного из них предвещает тяжелые времена.
— Для кого?
— Для нас и для Земли. Земля — это не рай, куда мы попадаем после смерти. Это просто мир, где живут люди, откуда пришли Бессмертные Гайды и наши предки. Целью Врага было порабощение Земли…
— Да, я помню историю…
— Ты ее не знаешь! Ты привык видеть в ней сказку, поэзию, мелодию, поучительный рифмованный сюжет. Для тебя нереальны слова древних песен, и я знаю, почему. Ты сам слишком многое придумывал в песнях, чтобы поверить в то, что сложили до тебя!
Пораженный вспышкой Аскина я молчал.
— Враг пришел из своего мира. Не Земли, и не нашего Алора. Он хотел захватить мир людей, но ему не хватало сил. Тогда Враг создал на Алоре купол, где поселил похищенных с Земли людей, и стал изучать их поведение, ожидая прибытия помощи.
— Это говорится и в песнях, — попытался защитить я свою профессию.
— Красивые слова лгут, — обрезал Аскин. — Мы храним истину.
— Кто «мы»?
— Говорящие с Богами. Не те несчастные, что бродят по дорогам, разговаривая с несуществующими. Те, кто создают правду из лжи, ищут зерна истины в песке домыслов. Те, кто стоит над гайдами и мечниками.
— Вы против гайдов? — тихо спросил я.
— Мы не против кого-либо. Мы за людей. За всех, даже тех, кто остался в мире Земли.
Я посмотрел на окно, где мутный камень светился в рассветных лучах. Так и не отдохнул… Сейчас возбуждение прогнало усталость, но днем мне будет тяжело. А к вечеру надо уходить из замка — кончаются три дня, дарованные законом.
— Аскин, я не скажу, что поверил в твои слова. Но и отрицать их не буду. Чего ты хочешь от меня?