Я заканчиваю репортаж, а в это время… Нужно вам сказать, что когда мы отправляемся в служебную командировку за границу, то стараемся найти в советском посольстве какого-нибудь страстного любителя спорта, знающего язык этой страны, и просим его посидеть в нашей комментаторской кабине во время передачи. Чтобы в случае необходимости он мог помочь. Рядом со мной находился советник посла. Он взял меня за руки и показал на поле — мол, смотри, мяч не засчитали…
Смотрю на поле: бразильцы во главе со своим капитаном бросились к арбитру и что-то выясняют. Мяч Пеле забил прекрасно. Он перебросил его через одного защитника, обежал стороной, поймал мяч в воздухе на правую ногу, затем перебросил мяч через другого защитника, обежал с противоположной стороны, поймал мяч в воздухе на левую ногу, перевел на правую и, как мы говорим, неотразимым ударом забил мяч в ворота хозяев поля.
Как закончился финальный матч на первенство мира — 4:2 или 5:2? Показатель счета прежний — 4:2. Комментаторов нас было сорок. В Стокгольме на стадионе «Росунда» не было комментаторских кабин. Был такой длинный стол, вроде стола президиума. Все сидели рядом и во вставные губные микрофончики на разных языках рассказывали своим слушателям о том, что происходит. Все сидят, смотрят друг на друга, пожимают плечами — никто не знает, как заканчивать репортаж — 4:2 или 5:2? Рядом со мной сидел известный польский комментатор Добровольский. Он меня тихо спрашивает:
— Какой счет?
Я отвечаю:
— Не знаю.
И тогда он прямо в микрофон говорит, что вот мой коллега Озеров из Советского Союза полагает, что счет 4:2. Я такой вольности допустить не мог. Знаками прошу своего помощника, чтобы он быстро сбегал вниз, в судейскую комнату, выяснил, в чем дело, а сам, волнуясь, начинаю фантазировать вокруг первенства мира, — дескать, эта команда играла хорошо, а эта похуже, этот футболист оправдал доверие, а этот нет. Время идет. На стадионе вручают победителям кубок «Золотой богини». Ликование, радость, объятия, поцелуи, круг почета, молитвы, слезы, огорчения. Администратор бразильской сборной в нарушение этикета по ошибке ударяет по плечу… шведского короля.
Мой помощник оказался человеком весьма оперативным. Он привел руководителя пресс-центра, который потихонечку стал излагать прописные истины. Мол, если бы судья засчитал гол, он поставил бы мяч на центр или дал бы возможность понять, что мяч засчитан. Словом, ничего не изменилось — 4:2. Кончайте работу! И когда мне уже нечего было говорить радиослушателям, я выдохся, то сказал: «Дорогие друзья, а какая нам с вами, собственно, разница — что 4:2, что 5:2, все равно Бразилия — чемпион мира». И закончил репортаж. Только я сдал станцию, как диктор сообщает по стадиону, что судья пришел в судейскую комнату и подтвердил правильность забитого пятого мяча. Перевернули цифры. Счет стал 5:2 в пользу сборной Бразилии. Хорошо, у меня еще была телефонная связь. Я сообщил моим товарищам об ошибке, и они успели в ближайшем выпуске «Последних известий» приплюсовать к четырем мячам еще и пятый, забитый Пеле.
Что же произошло на самом деле?
По неписаному закону мяч, как самый драгоценный сувенир, на всех чемпионатах мира всегда доставался в награду лучшему арбитру мирового первенства. И вот судья, засчитав пятый гол в ворота сборной Швеции, взял этот мяч в свою личную домашнюю коллекцию и понес его с поля.
Бразильцы, видя, что такое безобразие происходит на их глазах, бросились к судье. Они стали умолять его отдать мяч им. Они говорили, что этим мячом сейчас пять раз поразили ворота сборной Швеции, что у них в Рио-де-Жанейро, в Южной Америке, нет дороже сувенира, чем этот мяч. Судья нес мяч с поля и громко говорил: «Нет, нет, нет. Мяч мой, уйдите, расступитесь!»
В это время на поле появился маленького роста, лысый человек— массажист бразильской сборной. Он подкрался сзади к арбитру, под неописуемый восторг всего стадиона выбил у него мяч, подхватил и под аплодисменты переполненного стадиона скрылся в раздевалке.
Через четыре года, когда наш советский арбитр Николай Гаврилович Латышев был признан лучшим футбольным судьей мирового чилийского первенства 1962 года, он зашел к нам в гостиницу накануне финального матча, и мы ему сказали:
— Коля, бойся. Массажист бразильский здесь.
Латышев улыбнулся:
— Я знаю, я видел, я… шило возьму. Вот пропорю мяч, спущу его, пусть попробует у меня отнять.
— Я вчера в Большом видела «Спартак».
— А с кем он играл?
Рисунок Б. ЛЕО
Лев ЯШИН,
заслуженный мастер спорта СССР,
олимпийский чемпион
ФИНТ НА КРАЮ ПРОПАСТИ
44 бутса старательно, уныло, монотонно утаптывали изумрудный газон на небольшом пятачке футбольного поля, сгрудившись в прямоугольнике штрафной площади. Эти 44 бутса принадлежали 21 футболисту и судье. А на противоположном конце поля, в другой штрафной, одиноко маячила фигура в черном свитере.
21 футболист — это игроки двух команд — СССР и Индонезии. Их бутсы бороздили в тот день, душный летний день 1956 года, траву великолепного Олимпийского стадиона в Мельбурне. А та самая фигура, что расположилась у других ворот, был я, вратарь сборной СССР, которая проводила свой второй матч футбольного турнира Олимпиады.
Странный это был матч. Ничего похожего ни до, ни после за всю мою жизнь футбольного долгожителя я не видал. Перед тем мы без особого труда обыграли команду ОГК (объединенную германскую команду), и вот теперь нам предстоял еще менее обременительный матч с индонезийской командой, должно быть, самой слабой из тех, что собрались в Мельбурне. Впереди нас ожидали действительно грозные соперники — сборные Болгарии и Югославии. И путь к встрече с первой из них выглядел простым и гладким. Его перегораживал единственный, совсем крошечный барьерчик в лице команды Индонезии. Преодолеть его казалось всем нам делом пустой формальности. Просто выйти на поле и забить в их ворота за полтора часа несколько мячей. Сколько? Не столь важно. Сколько захотим, столько и забьем…
И вот мы вышли на поле. И помчались на индонезийскую половину, и мяч на первой же минуте оказался в их штрафной площадке. Вслед за мячом в нее ворвалось большинство наших игроков и почти все их.
Какие чудеса творили в тот день наши знаменитые форварды! Как перетасовывали друг другу пяткой мяч Стрельцов и Иванов! Как лихо проскакивали по флангам наши реактивные края Ильин и Татушин! Как уверенно подключались к атакам полузащитники Нетто и Воинов! А когда их примеру последовали и защитники, трибуны уже не умолкали от веселого гомона и аплодисментов. Наши давали публике самый настоящий футбольный спектакль.
Впрочем, не меньший восторг трибун вызывала еще одна деталь этого матча: минута бежала за минутой, команды уже поменялись воротами, а мяч, который, казалось, изучил каждую кочку и впадинку вратарской площадки индонезийцев, в сетке их ворот так ни разу и не побывал. То он летел рядом со стойками, то, словно они были намагничены, ударялся о них, то становился добычей вратаря, то. недотянув нескольких сантиметров до линии ворот, застревал в чьих-то ногах, которые образовали (я уже говорил: 44 бутса) дополнительный и весьма надежный заслон.
А счастье благодаря нашему огромному превосходству казалось так возможно, так близко! И эта близость, с одной стороны, распаляла команду, заставляя все усиливать нажим, торопиться (а спешка, как известно, хороша в очень редких случаях), а с другой — усыпляла бдительность, и наши игроки обороны давно уже гостили по ту сторону пограничных рубежей поля, позабыв о том, что их рабочее место — здесь, поближе ко мне.