Он положил пистолет на кровать и надел пальто, которое носил лишь изредка. Затем сунул М-П в специально подготовленный для него карман. Несмотря на размеры и вес М-П, заметить, что Уилсон вооружен, мог только очень внимательный наблюдатель. Опустив руку в карман, инспектор снял пистолет с предохранителя. Теперь достаточно было нажать на курок — и он опустошал всю обойму. Неплохо. Затем он надел старую помятую шляпу, которая не только отлично прикрывала голову, но и прекрасно скрывала лицо. После этого Уилсон обулся в черные, удивительно теплые, холщовые на веревочной подошве туфли. Перед этим он натянул на ноги две пары носков. Туфли отличались необыкновенной эластичностью даже на снегу. Их холст был насажен на полиуретан, и на подметках для лучшего сцепления с почвой сделана насечка. В такой обуви он мог передвигаться быстро и бесшумно. Она была очень удобна для теперешних морозных ночей. И, наконец, перчатки. Их тончайшая марроканская кожа ни в чем не стесняла при пользовании оружием.
И еще одна, последняя, предосторожность. Вытащив пистолет, он тщательно протер его. Даже полицейский со своим жетоном не может позволить себе болтаться по городу, оставив отпечатки пальцев на «Ингреме». В уставе на этот счет не говорилось ни слова. Но в этом просто не было необходимости. Для приобретения автоматического оружия требовалось специальное разрешение, для его ношения — еще одно. Более того, как полицейским, так и гражданским лицам запрещалось иметь его при себе в заряженном виде.
Уилсон положил М-Н в карман и некоторое время неподвижно стоял посередине комнаты. Кажется, предусмотрено все. Можно и в путь. У него была мысль принять также и ванну, чтобы избавиться от собственного запаха, но он отказался от этой затеи. Его единственным козырем был М-П, а также то обстоятельство, что те, на встречу с кем он теперь шел, не привыкли выступать в роли дичи. Во всяком случае, он надеялся на это. Уилсону казалось, что ход его размышлений безупречен: охотник на оленя не ожидает, что тот может внезапно обрушиться на него, как лев не ожидает нападения со стороны газели.
Уилсон должен был начать действовать, чтобы жила Бекки. Именно она имела право на жизнь — своей молодостью и пышущим здоровьем. А он мог пойти и на определенный риск. Впрочем, риск был громадный.
Внезапно при мысли, что эти монстры могут с ним расправиться, у него по всему телу пошли мурашки. Но их с Бекки загнали в тупик, и, если они хотели, чтобы им помогли, надо было любой ценой достать образец, который послужил бы неопровержимым доказательством. И тогда Андервуд будет вынужден предоставить в их распоряжение необходимые полицейские силы.
Следовательно, выбора у него не было. «И все же,— вдруг подумал он,— так хочется жить, невзирая на возраст! Впрочем, что об этом думать, если все равно я уже иду туда».
Снегопад усилился. Это было ни к чему, так как затрудняло видимость ему, но ни в чем не мешало их нюху. Зато будет заглушать звук его шагов.
Он сунул руку в карман и положил указательный палец на спусковой крючок М-П. Если разобраться, то, в сущности, это было гнусное оружие, разработанное для борьбы с партизанами и для вылазок такого рода, когда требуется уничтожить все, что движется. И тем не менее оно придавало Уилсону уверенность. Оно было идеальным для охоты на его дичь. Пули «Ингрема» могли свалить наповал великана и разнести на куски животное массой в 50 килограммов.
Он задумался, как застать своего врага врасплох. Уилсон считал более вероятным, что эти твари нападут сначала на Бекки, поскольку она была моложе, сильнее и, значит, опаснее для них. Он же, неуклюжий, старый, больной, будет их второй мишенью. Его предположение основывалось на том, что ради слежки за ней они преодолели гораздо большие расстояния.
Ясное дело, они следили и за ним. Но реже. Например, прошлой ночью они пробрались в подвал, отдушину в котором он нарочно оставил на ночь приоткрытой. Позже он обнаружил на покрытом пылью полу подвала две группы отпечатков лап, которые никак невозможно было спутать со следами от обуви. В ту ночь они поднимались по лестнице вплоть до его двери. На дверном замке остались царапины — они пытались открыть его своими когтями.