— Благодарю...
Подул ветер, и зазвенел бамбук. Между опавшими листьями шуршал маленький крабик, тащивший на спине свой домик — уворованную скорлупу улитки. Риско и Солецкий побрели сквозь завалы сушняка, но сделав несколько шагов, остановились как вкопанные. В непролазной чаще услышали хруст тяжелых шагов, и оттуда появилась взлохмаченная голова Фернандо, таращившего заспанные глаза.
В долине Пальмарито всего три домика. Острые пальмовые крыши формой похожи на горы, окружающие долину. В тот день под навесом домика сеньора Перфекте стояли три обитых бычьей кожей кресла-качалки, и трое сидящих в них мужчин только теперь постепенно возвращались к жизни.
Сеньор Перфекте то и дело заботливо посматривал на своих гостей, вынимал изо рта сигару, выпускал голубоватый дымок и вполголоса просил соседей:
— Уйдите! Эрмина, забери детей. И вы, Рико и Хозе, тоже идите, надо дать им немного отдохнуть.
Тихо перешептываясь, крестьяне пятились за угол дома и там, не расходясь, обсуждали невероятный случай явления пришельцев из-под земли, причем в таком месте, где никто и не подозревал о существовании пещеры.
Под пальмовым навесом жена сеньора Перфекте тушила в большом горшке курицу с рисом. Отдельно поджарила бананы на масле и три огромные порции разложила на блюде. Маленький Педрито прибежал из зарослей с корзинкой, полной диких лимонов. Их порезали и кружочками обложили порции риса.
— Сеньоры, — шепотом будил Перфекто дремлющих. — Обед готов...
Соседи поглядывали из-за угла, как пришельцы берутся за еду. Домишко был полон ребятни, которая, глядя сквозь щели в досках, тоже не спускала глаз с нежданных гостей. Крышу населяли бесчисленные ящерки. Днем они шебуршили, бегая по сухим листьям. Их привлекал каждый новый звук в доме, и сейчас они, любопытствуя, выглядывали из своих укрытий, свисали вниз головами со столбов и перекладин навеса.
Солнце поднималось к зениту, и жара усиливалась. Парила переувлажненная земля. Грифы не ходили в небе, как обычно, спиралями, высматривая добычу. Они обследовали обрывы горы. Ужасный ливень принес гибель тысячам мелких обитателей джунглей, и грифы приступили к исполнению своих санитарных обязанностей.
Солецкий хорошо чувствовал себя до тех пор, пока вынужден был продираться сквозь заросли, а потом идти к домикам, но, как только оказался среди людей и убедился, что они с доктором спасены, силы покинули его. Несколько рук подхватили их, проводили к ближайшему домику, чтобы уложить в постель. Однако они ни за что не хотели входить внутрь. Им необходимо было видеть вокруг себя человеческие лица и ощущать пространство, заполненное светом. Лежа на качалках под навесом, они, несмотря на усталость, не отрывали глаз от красных табачных полей и взвихренных крон кокосовых пальм. Картина затуманивалась, расплывалась, свет дня выжимал слезы из глаз, но люди старались не закрывать их, словно для того, чтобы в любую минуту иметь возможность убедиться, что они уже на поверхности, вдали от подземной страны мрака.
Как сквозь сон, слышали беготню, поспешную возню у огня и звон посуды. Кто-то подавал им кофе, горячий и густой, как деготь. Выпив, доктор Риско немного оживился и попросил сеньора Перфекто послать кого-нибудь в Пика-Пика с сообщением для Рамона Эредиа, что они живы. Вскоре из-за дома вылетел на коне паренек и галопом помчался через красную долину. Сквозь стволы пальмовой рощи мелькнула белая шляпа, и паренек исчез.
Фернандо, который чувствовал себя значительно лучше своих спутников, также охотно позволял крестьянам заботиться о себе. Сейчас ему необходим был покой, чтобы все обдумать. Он лежал в кресле и, прикрыв глаза, прикидывался, будто погружен в глубокий сон.
Сосед сеньора Перфекте, старый Чичо, обработал ему ранки и царапины, смазав какой-то растительной мазью собственного приготовления. Потом Фернандо оставили в покое. Он украдкой засовывал руку в карманы и кончиками пальцев нащупывал жемчужины. «Надо будет продать их, не выдавая места, и не дать торгашам надуть себя».
День уходил между сном и явью. Солецкий время от времени просыпался и всякий раз видел перед собою заботливое лицо сеньора Перфекте, который вынимал изо рта сигару и шепотом спрашивал:
— Кофе? Может, соку?