Пишите, пишите доносы! Обширные, подробные — по пунктам, по нумерам. Пишите обо всем и обо всех. Что там дневники, что письма — все исчезнет. Донос — никогда!
Его холят и лелеют, его тщательно изучают, ему никогда не дадут пропасть. Его прошивают, ставят сургучные печати, на него заводят особую папку. Его хранят вечно!
Так вот, в конце декабря 1755-го в Санкт-Петербург, в Тайную Канцелярию императрицы Елизаветы Петровны из-за границы «с немецкою почтою» и пришел такой донос. Целая повесть о семье Каржавиных. О братьях Василии Никитиче и Ерофее Никитиче и о парнишке Федоре. С приложением «копий лоскутков», писанных братьями.
Все в этом доносе — и где родились, и где жили, и чем занимались. Не донос, а родословная.
Для нашей истории важно вот что. Оказывается, еще в 1744 году Ерофей Никитич Каржавин «без указа императорского величества и без пашпорта съехал в Париж».
«А месяца генваря 1753 года же Василий Каржавин с сыном своим Федором приехал в Лондон, и видано у них несколько фунтов серебра, ломаных окладов с икон, також жемчуг и каменье дорогое, которое все в Лондоне продавал...»
Но это еще не все. И не самое главное.
«Вашего императорского величества к подножию всенижайший и последний раб с искренним благоговением и подобострастием на безбожников полагаю доношение...»
Пресвятую Деву хулят! Говорят, что при Христе еще других детей прижила. А Никола Угодник только слуга ихний, и нету от него толку.
«Василий сказывал: Бог не помогает никому. Ежели сам ленив, то хоть бы ангелов своих посылал в оборону неповинных...»
И уж если на небе такое творится, — что говорить про землю!
«Господа, так те только в роскошах да блуде живут, от них никому спаса нет! И все воры — что богатые, что бедные. А Ерофей смятение сеял: ежели бы Бог был и управлял бы, то как бы недостойные на высочайшие места к управлению народов поставлены были, как мы видим?»
В конце своего «лоскутка» доносчик давал дельный совет.
«А ежели Ваше Императорское Величество благоволит повелеть указом помянутого Василья Каржавина в доме обыскать внезапно, чтоб не скрылся, или бы некоторые вещи не скрыл подозрительные, а наипаче книги и письма, которые все должно забрать до осмотрению, то без сумнения сыщутся подозрительные и письма шпионские и враждебные В.И.В.»
Ну как таким советом В.И.В., то бишь Государыне, не воспользоваться! Чего без дела тайные канцелярии держать?
В феврале 1756-го Василия Никитича арестовали. Допросами мучили в подземелье Тайного розыска да пытками заставляли грамотку в Париж отписать. Мол, скорее возвращайся, любезный братец Ерофей Никитич, да Фединьку непременно возьми с собой. Настрадались, мол, без вас здесь, так уж истосковались — сил никаких нет. Ждем, дескать, не дождемся.
Василий мужик крутой был — ямщицкая порода. Ругался под пытками крепко, всех святых поминал, но никаких грамоток писать не стал.
Что и говорить, охальники они были, братья Каржавины. Могли и Деву далеко послать, и Николу Угодника, коли Никола не угождал. Но Бога любили. И верили — есть Он, Единый и Непостижимый. Сердцем верили. А что люди богов разных выдумали — так народ-то уж больно темный. Темный да ленивый, ничего делать не хочет, только «есть да пить, да у Бога милостыню просить». А просвещенный человек все сам сделает, сам всего достигнет.
Забежим вперед — и Федор таким вырос. И с Богом, и с охальничеством. «Свет наш полон глупости, — запишет он. — Всяких святосуепочитаний, болванопоклонений и лжесвятынь. Можно жениться на католичке, на лютеранке, на магометанке. Ведь для брачных наслаждений любимая женщина нужна, а не религия».
Он любил Бога. Не молил Его, не просил у Него — только любил. Бог был с ним во всех его странствиях. Бог, который создал эту чудную землю — с морями, реками, травами, птицами, с животными диковинными, с луной и солнцем, с ветрами и туманами.
У Василия Никитича — он петровского времени мужик — мечта была. Дело государственное.
«Очень меня, братец, — пишет он Ерофею Никитичу, — заморский торг к себе волочет. Хочу торговать, а не в проценты отдавать. По примеру коммерции Франции, Англии иль Голландии, свою, Российскую, создать. И в Санктпетербурге главную контору держать, а малые в Лондоне и Амстердаме. У англичан выучить морских служителей, а там глядишь и свои корабли за моря ходить будут...»
Вот где истоки истории флибустьерской! Федюшу-то Василий Никитич с малых лет обучать начал языкам да наукам разным — географии первым делом. Чтоб сын его грандиозного дела преемником был. Российскую морскую коммерцию возглавлял. И за границу его тайком повез. Раз не выпускают, так хитростью возьму. И сам в Лондон по этому делу на корабле поехал.