Обед накрыли в столовой команды, и тут за порцией холодной свиной тушенки мне подробно рассказали, что происходило, пока я спал. К рассвету буря так разыгралась, что даже наши ребята, привыкшие за рейс к штормам, видели океан таким рассвирепевшим впервые. Мы шли под одним брифоком и с включенным двигателем. Остальные паруса в такой ветер ставить было просто опасно. Да и ни к чему. Скорость и так переваливала за десять узлов. Мы просто неслись по волнам. Толя Кушнир в это время готовил обед и, чтобы проветрить камбуз, приоткрыл дверь. Манохин, дежуривший в столовой, открыл иллюминаторы. И вдруг в этот момент стала машина. Ветер мгновенно развернул шхуну бортом к волне. Вода рванулась через борт, хлынула в открытую дверь и иллюминаторы. Кастрюли мгновенно смыло с плиты, и Кушнир оказался по пояс в воде. Вода понеслась вниз по трапу, где у нас расположены гиропост, каюты доктора, второго и третьего штурманов, радиста, спириста и старшего механика. Позже радист, убирая каюту, выуживал в углах куски мяса из нашего обеденного борща. В одну секунду ветер расправился с парусом, разорвав его на ленточки. Нам, наверное, досталось бы еще. Но тут заработал двигатель, и мы вновь стали поперек волны. Волна все же не унималась и с такой силой ударила рабочей шлюпкой о кормовой срез шхуны, что лодочка сплющилась в один миг, а следующая волна выбросила ее за борт вместе с массивными литыми шлюпбалками, планширом и леерами. Теперь на корме у нас чисто, словно вылизано языком. Сразу с палубы можно нырять в океан. Коля Медовник привязался к рулевой и мастерит на корме поручни из канатов. На тот случай, если кого-нибудь подхватит волной. И самое удивительное, что осталось нетронутым окно рулевой, которое выходит на корму. Волна разбила шлюпку, вывернула шлюпбалки и стойки планшира, но пощадила тоненькое, хрупкое оконное стекло. Нам просто повезло. Если бы вода хлынула в рулевую, она наделала бы бед. Сейчас окно заколотили деревянным щитом. Вода побывала и в агрегатной, и в радиорубке, и даже прорвалась в машинное отделение через аварийный люк, чего, кстати, никогда раньше не бывало. Кормовая лаборатория после очередного удара волны напоминала подводную лодку. В иллюминаторы видна только бурлящая вода, которая мчится вперед, увлекая какие-то обломки дерева.
Два дня мы не могли попасть в кормовой рефрижератор. Боялись, что волна прорвется внутрь. Питались одними консервами. Сейчас в столовой все оживленно комментируют перипетии случившегося. Ведь это было самое серьезное испытание за все девять месяцев плавания.
Теперь все позади. Хотя есть еще и волна, и ветер. И если сейчас идти на север, нас разберет по бревнышку. Поэтому решили не огибать Ирландию и Англию с севера, а идти в Копенгаген кратчайшим путем, через Ла-Манш и Па-де-Кале.
Перед самым Ла-Маншем сгорела важная деталь в локаторе, которую нам прислали из Ленинграда в Гавану. А соваться в Ла-Манш без локатора — риск огромный. На дне его уже лежит несколько тысяч потопленных судов, можно оказаться в их компании, в этом самом «многолюдном» месте океана. Но все прошло как нельзя лучше. Погода стояла отличная: ни ветра, ни туч. А когда мы вышли в самую узкую часть Па-де-Кале, нам навстречу ринулись из Северного моря сразу семь огромнейших лайнеров. У форштевней кораблей поднимались белые усы. Лайнеры проскочили мимо нас дальше, на юг. Но впереди шли еще корабли и сзади тоже. Так что мы были в безопасности.
23 мая «Заря» прибыла в Копенгаген. У стенок порта ошвартованы суда под самыми разными флагами. Улицы, расходящиеся от порта, — сплошные магазины. Множество крошечных лавочек, где торгуют просмоленным канатом, рыбацкими сетями, стеклянными шарами-поплавками, штормовыми костюмами, сельдью, нехитрой утварью, одеждой, продуктами, и огромные, в несколько этажей, фирменные универмаги с эскалаторами, выставками-распродажами, моделями жилых квартир, кафе и ресторанами. Но в день нашего прибытия в Данию торговые улицы были безлюдны. Зато к многочисленным церквушкам и соборам тянулся бесконечный поток прихожан.