— В таком случае сдайте снова, — заметил Филеас Фогг. — В сдаче ошибка.
Эндрью Стюарт лихорадочно собрал карты, затем вдруг бросил их на стол:
— Хорошо, мистер Фогг, я ставлю четыре тысячи фунтов!
— Дорогой Стюарт, — сказал Фоллентин, — успокойтесь, это ведь не всерьез.
— Когда я держу пари, то это всегда всерьез, — ответил Эндрью Стюарт.
— Идет! — сказал мистер Фогг. Потом, обернувшись к своим партнерам, добавил: — У меня двадцать тысяч фунтов стерлингов лежат в банке братьев Беринг. Я охотно рискну этой суммой…
— Двадцать тысяч фунтов! — воскликнул Джон Селливан. — Двадцать тысяч фунтов, которых вы можете лишиться из-за непредвиденной задержки.
— Непредвиденного не существует, — просто ответил Филеас Фогг.
— Мистер Фогг, но ведь срок в восемьдесят дней взят как минимальный!
— Хорошо использованный минимум вполне достаточен.
— Но, чтобы не опоздать, придется с математической точностью перескакивать с поезда на пароход и с парохода на поезд!
— Я и сделаю это с математической точностью.
— Это просто шутка!
— Настоящий англичанин никогда не шутит, если дело идет о такой серьезной вещи, как пари, — ответил Филеас Фогг. — Бьюсь об заклад на двадцать тысяч фунтов против всякого желающего, что объеду вокруг Земли не больше чем в восемьдесят дней, то есть в тысячу девятьсот двадцать часов, или сто пятнадцать тысяч двести минут. Вы согласны?
— Мы согласны, — ответили Стюарт, Фоллентин, Селливан, Фленген и Ральф, переговорив между собою.
— Хорошо, — сказал мистер Фогг. — Поезд в Дувр отходит в восемь сорок пять. Я поеду этим поездом.
— Сегодня же? — спросил Стюарт.
— Да, сегодня, — ответил Филеас Фогг. — Итак, — добавил он, взглянув в карманный календарь, — сегодня у нас среда, второе октября, и я должен снова быть в Лондоне, в этом же самом салоне Реформ-клуба, в субботу, двадцать первого декабря, в восемь часов сорок пять минут вечера. В противном случае двадцать тысяч фунтов стерлингов, которые лежат в настоящее время на моем текущем счету в банке братьев Беринг, будут по праву и справедливости принадлежать вам. Вот чек на эту сумму.
Протокол пари был составлен и тут же подписан шестью участниками. Филеас Фогг оставался невозмутимым. Конечно, он заключал пари не для того, чтобы на этом заработать. Он поставил лишь двадцать тысяч фунтов — половину своего состояния, так как предвидел, что вторую половину ему, быть может, придется израсходовать, чтобы благополучно довести до конца этот трудный, чтобы не сказать невыполнимый, проект. Что касается его противников, то их смущал не столько размер заклада, сколько сознание нечестности подобной борьбы.
Пробило семь часов. Партнеры предложили мистеру Фоггу прекратить игру, чтобы приготовиться к путешествию.
— Я всегда готов, — невозмутимо ответствовал джентльмен, сдавая карты. — Бубны козыри, — сказал он. — Мистер Стюарт, ваш ход!
Глава IV,
В семь часов двадцать пять минут Филеас Фогг, выиграв в вист около двадцати гиней, распрощался со своими достопочтенными партнерами и покинул Реформ-клуб. В семь часов пятьдесят минут он отпер дверь и вошел к себе в дом.
Паспарту, успевший уже изучить расписание, был несколько удивлен, что мистер Фогг погрешил против точности и явился в неурочное время. Согласно расписанию, обитатель дома на Севиль-Роу должен был возвратиться только в полночь.
Филеас Фогг сразу же прошел в свою комнату и оттуда позвал:
— Паспарту!
Паспарту не ответил. Этот зов не мог относиться к нему: сейчас было не его время.
— Паспарту! — повторил мистер Фогг, не повышая голоса.
Вошел Паспарту.
— Я вас зову второй раз, — заметил мистер Фогг.
— Да, но сейчас не полночь, — ответил Паспарту с часами в руках.
— Я это знаю, — ответил Филеас Фогг, — и не упрекаю вас. Через десять минут мы отправляемся в Дувр и Кале.
Что-то вроде гримасы показалось на круглом лице француза. Он, очевидно, плохо расслышал.
— Вы переезжаете, сударь? — спросил он.
— Да, — ответил Филеас Фогг. — Мы отправляемся в кругосветное путешествие.
Паспарту вытаращил глаза, поднял брови, раскинул руки и как-то обмяк. Всем своим видом он являл изумление, доходившее до крайней степени.
— Кругосветное путешествие… — бормотал он.
— В восемьдесят дней, — продолжал Фогг. — Поэтому нам нельзя терять ни минуты.