В знании о создании саурока, Вол’джин уловил истинную суть магии. Он мог разглядеть – хоть и совсем едва – каким путем можно было ее изучить. Та самая магия, что создала сауроков, могла рассоздать обратно мурлоков, убивших его отца, или деградировать людей обратно в врайкулов, из которых те были слеплены. Подобное деяние было бы достойным использованием такой силы и оправдало бы десятки лет, необходимые, чтобы ею овладеть.
Темных охотник остановил себя. Так, думая в таком направлении, он бы попал в ту же ловушку, что, без всяких сомнений, заманила могу. Бессмертная магия развращает смертных. От этого никуда не деться. Порча уничтожит ее обладателя. И, скорее всего, его народ.
Вол’джин снова открыл глаза и увидел Рак’гора, стоящего с уцелевшим отрядом.
– Как раз вовремя нагнал.
– Вождь говорит, есть связь между этими тварями и могу.
– Те могу, они их создатели. Они творили здесь магию черную, злую, – по коже Вол’джина побежали мурашки, стоило орку пройтись вперед. – Самую черную магию.
Орк быстро и грубо осклабился.
– Да, сила менять плоть и создавать немыслимых воинов. Этого хочет вождь.
Брюхо Вол’джина свернулось в клубок.
– Гаррош играет в бога? Не это нужно Орде.
– Он и не думал, что ты одобришь.
Орк нанес удар со злостью и без всякой жалости. Кинжал достиг горла Вол’джина, и тот упал на землю. Все вокруг него ринулись в битву. Рак’гор с союзниками сражались с безустанной страстью, позабыв о собственной шкуре и погибая за свое дело. Возможно, Гаррош-таки убедил их, что новая магия вернет их и даже улучшит.
Вол’джин встал на колено и отозвал товарищей. Рукой он зажал рану на горле.
– Гаррош предаст сам себя. Он должен поверить, что мы мертвы. Только так мы остановим его. Идите. Следите. Найдите прочих как я. Поклянитесь клятвой на крови. За Орду. Будьте готовы, когда я вернусь.
Он искренне верил, когда они оставили его, в то, что говорил. Но стоило ему попробовать встать, тело охватила бесчеловечная агония. Гаррош все продумал. Клинок Рак’гора был пропитан пагубным ядом. Вол’джин не исцелялся, как должен был, и силы его угасали. Он сопротивлялся этому туману, заволакивающему его мысли.
И он должен был сделать так, чтобы ни один саурок не сумел его отыскать. Он смутно припоминал, как бился с ними, клинки сверкали в темноте. Боль из ран, что не хотели затягиваться. Что-то мокрое и холодное на руке. Он бежал вслепую, врезаясь в стены, падая вниз, но заставлял себя вставать и идти дальше.
Он не смог сказать ни как выбрался из пещеры, ни где он оказался теперь. Определенно тут пахло не пещерой. Он уловил что-то призрачно знакомое в воздухе, но оно пряталось за ароматом припарок и мазей. Он бы не стал так просто допускать, что уже среди друзей. Его самому естеству хотелось бы этого. Но и его враги могли позаботиться о нем в надежде за хороший выкуп у Орды.
Предложение Гарроша их разочарует.
Эта мысль почти рассмешила его. Однако он и не смог бы засмеяться. Мышцы живота напряглись, но тут же расслабились от боли и усталости. Но тот факт, что тело могло невольно реагировать, уже взбодрил его. Смех был уделом живущих, а не умирающих.
Как и воспоминания.
Пока факта, что он не умирает, было вполне себе достаточно. Вол’джин вздохнул так глубоко, как только мог, затем медленно выдохнул. И уснул до того, как закончил.
Глава 3
Чэнь Буйный Портер, стараясь не ёжиться от холода, осматривал двор монастыря Шадо-Пан. Внизу, где только недавно он сметал снег со ступеней, тренировалась группа монахов. Каждый из них был без обуви, многие - вообще раздеты до пояса. В едином порыве, который редко можно увидеть даже среди наилучших отрядов, они сменяли стойку за стойкой. Молниеносные удары скрипели на морозном горном воздухе. Своими гибкими и крепкими движениями они напоминали яростный поток, прокладывающий путь сквозь ущелье.
Правда, никакой ярости не было.
Несмотря на воинственность большинства своих упражнений, монахи каким-то образом хранили спокойствие и даже получали от этого удовольствие. Правда, за всё время своих наблюдений Чэнь очень редко видел у них улыбки, но и гнева он не заметил. Это явно не оправдывало его привычных ожиданий от закончивших тренировку солдат, хотя подобных спокойных тренировок, привычных Шадо-Пан, он не видел вообще.
- Не откажешь ли в разговоре, хмелевар?
Чэнь решил было приставить метлу к стене, но замешкался. Серьёзно, это было неподходящее для неё место, однако не стоило заставлять ждать лорда Тажаня Чжу - его вопросы всегда были, скорее, просьбами. Ввиду этого было проблемно вернуть метлу туда, где пандарен её взял. В конце-концов он просто задвинул её за спину и поклонился наставнику монастыря.
Лицо Тажаня Чжу осталось бесстрастным. Чэнь всегда гадал, сколько же старому монаху лет, но он был уверен, что пандарен был старше сестёр Чиан. Не из-за своего вида, нет. Он мог потягаться с Чэнем и даже Ли Ли в силе духа. Но было что-то еще, что-то, общее для него и для этого монастыря.
Него и всей Пандарии.
Да, неуловимая древность. Великая Черепаха была стара, как и всё, что на ней стояло, но ничто из этого не могло сравниться с монастырём. Чэнь рос среди строений, копировавших архитектуру Пандарии, но были столь же далёки от неё, сколь далёк песочный замок от замка настоящего. Они были красивы, но не одинаковы.
Чэнь, достаточно простояв в уважительном поклоне, выпрямился.
- Что я могу сделать для тебя?
- От твоей племянницы прибыло послание. Она, как ты и велел, посетила хмелеварню и сообщила, что тебя не будет некоторое время. Теперь она движется в храм Белого Тигра, - монах немного склонил голову. - Я благодарен за это. Могучий дух твоей племянницы... трудно унять. В свой последний визит она...
Чень быстро кивнул:
- Обещаю, это было в последний раз. Я очень рад, что брат Хвон-Кай больше не хромает.
- Он выздоровел, телом и духом, - глаза Тажаня Чжу сузились. - Хотя о твоей недавней находке этого не скажешь. Тролль пришел в себя, но раны на нем затягиваются медленно.
- Это хорошо. В смысле, не его долгое выздоровление, а возвращение в сознание.
Чэнь попытался отдать метлу Тажаню Чжу, но заколебался:
- Я просто оставлю её у лазарета.
Старший монах поднял лапу:
- Сейчас он спит. Но я желаю поговорить о нём и о том человеке, что ты привёл ранее.
- Конечно, лорд.
Тажань Чжу развернулся и в мгновение ока оказался на обветренной тропе, которую Чэнь не почистил. Монах шагал так грациозно, что его шелковые одежды даже не шелохнулись. Чэнь не заметил ни следа на снегу, а собственная спешка сделала его похожим на громовую ящерицу - грузным и неловким.
Монах спускался вниз, минуя темные и тяжелые двери, мрачные коридоры из резного камня. Камни были объединены в странные фигуры, соединявшие каждую часть и каждый рисунок, вырезанный на них. Несколько раз Чэнь даже сметал с них снег, но чаще он терялся в странных линиях, чем использовал метлу.
Их недолгое путешествие завершилось в большой комнате, освещённой четырьмя лампами. В центре разместилось что-то круглое, покрытое тростниковой циновкой. На нем стоял маленький столик с терракотовым чайником, тремя чашками, веничек, бамбуковый черпак, чайница и маленький чугунный кувшин.
Возле него сидела Ялия Мудрый Шепот, её глаза были закрыты, а лапы покоились на коленях.
Чэнь не смог удержать улыбку, хотя ему пришло в голову, что Тажань Чжу заметил её. Ялия приглянулась ему еще во время первого визита в монастырь, и не только из-за своей красоты. Чэнь заметил в неё некоторую отстранённость от этого места, и её попытки перебороть это. Он запомнил каждое слово из их немного численных случайных разговоров, и ему было интересно, помнила ли их она.
Ялия поднялась и поклонилась, сначала Тажаню Чжу, потом Чэню. Первый поклон был довольно длительным, второй - намного короче, однако Чень отметил это и простоял столько же в ответ. Тажань Чжу указал ему на узкую сторону стола, ближайшую к чугунной тарелочке. Чень и Ялия уселись там, после чего их примеру последовал монах.