Как только послышались шаги за спиной Амелии, девушка привстала и отряхнулась, скорее из-за волнения, чем из-за уверенности в том, что она испачкала джинсы. Дэн и Ник, оказавшиеся источником звука, выглядели решительней некуда. Амелия никогда не считала их похожими друг на друга, как это обычно бывает у единокровных братьев, но сейчас их лица были почти идентичны. За ними показался и третий брат — Виль.
– Утро доброе, – поприветствовала братьев Амелия, стараясь выдавить из себя улыбку. Кажется, получилось, потому что Виль, заметив ее хоть и фальшивый оптимизм, улыбнулся во все тридцать два.
Пока советники мирно беседовали между собой в ожидании альфы, на специально отведенных деревянных лавочках недалеко их хижины, детям Малькома выдалась возможность перекинуться парочкой слов.
– Жду не дождусь, как отец произнесет томным голосом «Я глубоко разочарован...», – облокачиваясь головой на прочную поверхность хижины, произнес Виль. Они дожидались отца для того, чтобы вместе с ним пройти к назначенному месту суда.
– Может, в этот раз он скажет что-то иное, – поделилась предположением Амелия.
– Он всегда говорит одно и то же, – Дэн сложил руки на груди, – Но слова не имеют значения. Главное – то, какую эмоциональную окраску им придают.
Виль нахмурился.
– Значит, если я скажу «Амелия раздражает меня одним своим видом» таким же томным голосом, что и отец, это будет восприниматься как-то по-другому?
Амелия стукнула Виля по плечу, и брат сделал вид, что испытывает неописуемую боль.
– Кончай придуриваться, – кинул Ник.
– Какие вы скучные, – поддержала Виля Амелия, – Чтобы избавиться от волнения, нужно хотя бы ненадолго позабыть о нашем положении.
– Боюсь, наше положение настолько плачевно, что я, вероятно, не забуду этот день никогда, – ответил Ник, задерживая взгляд на Дэне.
– Что? – вопросительный взгляд Дэна не заставил себя долго ждать, – Я не говорил тебе дожидаться нашего возвращения. Сделай ты это, мог бы не присутствовать сегодня на вынесении вердикта.
Одна из лучших черт Дэна – избегание прямого конфликта. Он укажет на ошибку с возможным решением между строк, но никогда не осудит за сделанный выбор. Дэн считал, что советы – пустая трата времени.
– Серьезно, Ник, хватит ныть, – сказала Амелия.
– Его просто бесит, что он пожертвовал собой, - усмехаясь, выдал Виль, – Сейчас-то ты сделал бы другой выбор, а?
– Завались, – Ник закатил глаза, демонстрируя безразличие, но Амелия заметила, как сжался его кулак, – Вы прекрасно знаете, что я просто... переживал.
– Ха!
Амелия с Вилем прыснули, призывая внимание некоторых советников громким смехом. Да, их поведение было противоречивым. Но осознание того, что Ник Запанс способен на переживание, вызывает неконтролируемые эмоции.
– Не думал, что ты такая душка, – признался Виль, откашливаясь после неожиданного прилива веселья. Хотя, этих приливов у него было пруд пруди. Младший из братьев Запанс постоянно находил повод вдоволь посмеяться. Даже в такие дни, как сегодня.
– Тише, – скомандовал Дэн, определенно не глядя ни на кого из присутствующих.
Они прислушались. Шаги отца Амелия различала еще с детства. Сразу стало понятно – нужно придержать язык.
– Направляйтесь в центр круга, – спокойным, почти гипнотизирующим тоном сказал отец, едва его стопа коснулась порога.
Не злится. Хотя, конечно, притворяется. Эту характерную черту у него позаимствовал Дэн.
Дети Малькома Запанса послушно исполнили приказ. Амелия чувствовала, как внутри все сжимается – она могла бы признаться, что ощущает даже некое предвкушение. Возможно, из-за того, что сегодняшнее событие в очередной раз докажет, что к Амелии относятся, как к равной. И она, несмотря на свой статус, обязана отвечать за последствия в той же мере, что и братья.
Дэн Запанс, напротив, никакого предвкушения не ощущал. Его знатно напрягает процесс вынесения вердикта, хотя он прекрасно понимал, что сей процесс необходим для поддержания установленных порядков. Он переживал, что опоздание, что он совершил вместе с сестрой станет поводом рассмотрения удаления его с поста беты. Крошечная, невозможная в представлении мысль, однако всю ночь она не давала ему покоя.
Ник Запас шел с поднятой головой. Ничего не покоробит его самоуверенности. Он поступил, подобно настоящей бете, ждал братьев и сестру, дабы, убедившись в их целостности, вернуться в хижину. И хоть братья с сестрой не допускают думы, что Ник действовал инстинктивно, он был больше чем на сто процентов уверен, что отец оценит проявленную самоотверженность и преданность стае.
Младший сын Малькома, Виль Запанс, всеми силами старался выдавить из себя очередную улыбку, но губы не слушались. Вместо этого, получалось лишь нахмуриться и свести брови на переносице – да уж, не слишком саркастичное выражение. Конечно, он выглядит смешно, но ему хотелось совершенно не этого. Главной целью Виля в этот напряженный день было вести себя как можно расслаблено, насколько это позволяет накопленный за восемнадцать лет опыт. Все-таки, наказаний и мелких упреков от отца он пережил великое множество, так почему же сегодня суд казался чем-то конечным?
Подойдя к центу, дети альфы навострили уши. Начинается суд.
– Я глубоко разочарован... – начал отец, таким же томным голосом, что пару минут назад изобразил Виль, – ... что правила, установленные нашей многоуважаемой стаей задолго до рождения моего первого сына, по мнению судимых, поддаются нарушению.
Мальком оглядел каждого советника, долго не задерживаясь на ком-то определенном. Амелия чувствовала себя под наведенной огромной лупой, но отсутствие комфорта ее не беспокоило. Главное – постараться как можно искуснее изложить свою правду. Нет, врать она не будет – Дэн вывел ее во внешний мир, они и правда загулялись, но само слово «концерт» Амелия предпочтет опустить. Узнай отец, что они с Дэном тешили себя людскими развлечениями, слетит с катушек. Наверное, стратегии «неполная правда» будут придерживаться и братья.
– Опоздание – это риск, - продолжал отец. Единственным источником звука был его голос. Никто и никогда не смел перебивать Альфу, – Риск быть обнаруженными. Правило, о возвращении в лес Патрии до двенадцати часов, было установлено мною, альфой, с целью обезопасить полуволков по всей Алиене. Однако, мои собственные дети вчерашним днем предпочли забыть о существовании данного правила. Нужно ли мне напоминать о том, почему возвращение до двенадцати часов так важно для таких, как мы?
Риторический вопрос повис в воздухе, но Амелия взяла на себя инициативу продолжить:
– В двенадцать часов происходит вынужденное перевоплощение, – сказала она, – Но, отец, я же не...
– Коль ты являешься членом племени Патрия, ты обязана следовать нашим законам, даже если не являешься полуволком, – перебил ее Мальком, не скрывая ноток гнева в голосе. Советники вокруг закивали, кто-то не скрывал презрительности во взгляде. Вот теперь, девушка почувствовала себя неуютно. Не зная, куда деться от стыда, она впилась глазами в твердую землю.
– Это моя вина, отец, – сказал Дэн. Советники стали еще тише, сейчас тишину уже можно было назвать гробовой. Конечно, ведь говорит бета – правая рука, и по совместительству, сын альфы. Даже если кто-то таил ненависть к Дэну, на него не смели, в отличие от Амелии, смотреть с укором. Осмотревшись, Амелия убедилась в своей правоте. Многие советники почтительно опустили глаза.
– Вечером, я позвал с собой сестру с целью прогуляться за пределами леса Патрии, – говорил Дэн, – Но, несмотря на присущую мне бдительность, я потерял дорогу назад. Мы заблудились, и вернуться к двенадцати часам казалось невозможным, ибо я не имел понятия, где нахожусь. Я полностью признаю свою вину, и прошу советникам учитывать это при вынесении окончательного вердикта.
Коротко и ясно. Дэн заговорил первым, давая Амелии понять, какой версии «правды» стоит придерживаться. Теперь, девушке главное выглядеть также убедительно, как и брат.
– Мы принимаем ваше слово, Дэн Запанс.
Эти слова произнесла Шона, белая волчица, заставшая их той ночью врасплох у хижины. Странно, что Амелия заметила ее только сейчас – она выделялась среди остальных советников своими пышными волосами, которые никогда не собирала в прическу. Как бы девушка не старалась перехватить ее взгляд, Шона не поддавалась, так как смотрела на Дэна, и была единственной из советников, позволившая себе такую вольность. Но Мальком Запанс не замечал гипнотизирующего взгляда Шоны в сторону сына, он только кивнул, принимая ее слова, как советника. Остальные, в поддержку женщины, произнесли такую же фразу. Амелия могла поставить на что угодно, что ни один из советников, кроме самоотверженной Шоны, не мог решиться заговорить первым после слов самого беты, поэтому дожидался того смельчака, кто возьмет на себя эту ответственность.