– Нужно подумать...
– Нечего тут думать!
– Замолчать! – выкрик советника Шоны привел остальных в чувства. Амелия вздрогнула от неожиданности. Все советники альфы, как один, смолкли.
– Необходимо провести переговоры, – продолжала женщина, – Мальком, я запрашиваю время до завтра, чтобы прийти к общему решению сей проблемы.
Альфа отрешенно кивнул, мысли его явно витали где-то далеко.
– Хорошо, – сказал он. Печать поставлена, – Дети, сегодня я запрещаю выходить куда-либо за пределы леса. Завтра утром мы вынесем окончательный вердикт.
– Да, отец, – ответили они в унисон.
***
В хижине царил мрак, дети Малькома Запанса сидели в самой большой комнате в доме – комнате беты Дэна. Здесь была большая кровать, вместившая всех четверых, к тому же мягкий ковер под ногами, который на ощупь был, будто облако. Амелии нравилось касаться его ступнями, каждый раз после этого несравнимого ни с чем ощущения, ее охватывало желание забрать ковер к себе, так как девушка вечно забывала попросить отца купить ей точно такой же. Не то чтобы комната ее была менее удобной – нет, но именно этот ковер цвета слоновой кости казался нужным, даже необходимым атрибутом интерьера. Конечно, сейчас отец не выполнит ее прихоть, да и подойти с просьбой будет странно – после того, что произошло, уж точно.
– Чертов идиот! И кто тебя за язык тянул? Ты ведь это несерьезно? Господи, Виль, просто дня не можешь прожить, не испортив кому-то жизнь, – Ник, как всегда, был первым, кто высказал свое негодование. Близился обед, живот Амелии заурчал. Честно признаться, сейчас она думала только о том, чтобы полакомиться чем-нибудь вкусненьким. Может, ее сознание просто отрицает существование какой-либо проблемы, потому что не хочет выходить из зоны комфорта.
Виль улыбался. Освобождение – вот, что он ощущал каждой клеточкой человеческого тела. Он, наконец-то, сказал это. Он не струсил. Как же хорошо, наверное, было больше не чувствовать груз на плечах. Казалось, что до этого момента он не был способен дышать полной грудью.
– Я сделал то, что давно планировал, Ник, – брат взглянул на него глазами человека, объясняющего два плюс два первокласснику, – И ни сколько не жалею о сделанном выборе. Мне и правда нужно свалить. И чем раньше, тем лучше. Как для вас, так и для меня.
– И все же я не понимаю, – подал голос Дэн. Проницательный, заставляющий тут же трижды подумать, прежде чем что-то сказать, – Не понимаю, почему именно сегодня, после всеобщего опоздания. Нас и так намеревались наказать за нарушение.
– Все просто, – тут же ответил Виль, – Я воспользовался ситуацией.
– Не себе во благо, – вмешалась Амелия, – Теперь, они накажут тебя не только за нарушение правила, но и за излишнюю самонадеянность.
– Перебивать советника – вверх идиотизма, – сказал все так же негодующий Ник, – И почему вы все такие пустоголовые?
– Ты заткнешься? – скривилась Амелия. Брат начинал ее раздражать.
– Я уважаю стаю. Я – часть стаи и часть племени Патрия. А значит, в отличие от вас, я уважаю и наши законы. И нет, я не заткнусь, Амелия, потому что я единственный в этой комнате, кто понимает всю серьезность ситуации.
– Меня от тебя тошнит, – закатил глаза Виль.
– Ты хоть понимаешь, что пропустишь Церемонию Первого Перевоплощения? Отдаешь себе в этом отсчет? – Дэн глядел с укором, что бывает довольно редко.
Виль посмотрел на Амелию так, словно начисто забыл, что девушка принимает участие в дискуссии. Все они понимали, что ждет сестру, но почему-то волновались куда больше нее.
– Я приду, – коротко ответил Виль.
– Думаешь, мы будем ждать тебя с распростертыми объятьями? – спросил Ник.
Амелия нахмурилась:
– Но я хочу, чтобы он там был. Я хочу, чтобы все вы присутствовали на церемонии.
– Амелия... – Кажется, Ник был готов вступить с ней в спор, дабы отговорить от уже давно принятого решения.
– Нет, это не обсуждается! Виль будет там, так же, как будешь ты, Ник, и будешь ты, Дэн. Отец – само собой.
– Сначала дождемся вердикта совета, – проворчал Дэн.
– А мне плевать, что решит совет. Даже если Вилю все же позволят отречься от Патрии, он будет на моей церемонии, потому что он, черт его дери, мой брат.
На лбу Виля образовалась складка, совершенно ему не свойственная. Виль почти никогда не показывает своей неуверенности. Это выражение напомнило Амелии советника Кларо, мудреца, каких еще поискать. Амелия всей душой надеялась, что его решение повлияет на мнение остальных советников. Он всегда был против насильственного наказания, по его мнению, из ошибки можно извлечь урок, столкнувшись с гипотетическими последствиями. Часто бывало так, что Кларо настаивал на некоторых экспериментах или возможных сценариях, благодаря разыгрыванию которых, нарушители могли столкнуться с вытекающим лицом к лицу. Конечно, это пошатывало нервную систему и иногда многие предпочитали физическое наказание ментальному, но зато, способ с уверенностью можно было назвать эффективным. Ну а для Амелии, несмотря на убеждения многих, он был довольно гуманным.
– Я ценю твою преданность, Амелия, – сказал вместо Виля Дэн, – Но мы не можем предугадать, что будет завтра.
– А мне плевать, – повторила девушка, – Это моя церемония. Я имею право видеть там тех, кого хочу видеть. Ни совет, ни отец, никто не повлияет на мое решение. Вы прекрасно знаете, какая я упертая.
– Ага, – издал смешок Виль, – И поэтому, вероятно, любимица отца.
– И не любимица Дэна, – вздохнул Ник.
***
За пределами Патрии всем было известно, что этот лес принадлежит только досточтимому племени, и никому более. Обычные жители города Алиены сюда не совались, и нет, не потому что им было известно, что на самом деле племя вовсе не племя, а стая, просто они считали членов Патрии чудаками. Сумасшедшими, которые головы сгрызут, посмей ты только сунуться в чащу леса. Власти их не трогали – Патрия никому не причиняла вреда.
«Они мирный народ, и я призываю уважать и чтить их традиции» – говорил мэр Алиены. Обычно, это убеждало людей не мешать их «отрицанию существования материальной культуры». Тошнотворно. Хотя Амелия лично не видела данные программы по федеральному каналу, (телевизора у них и правда не было), по рассказам Кларо она сложила полную мозаику в голове. Да, люди имели право не любить их, но строить ложные предположения – это верх
несообразности. Технику они действительно презирают, это отдаляет от настоящей матери человечества – природы. Но, что касается всего остального... Они ведь не дикари какие-то!
Амелия — подкидыш. И нет, она вовсе не стыдится своего положения. Так сложилась судьба, и с этим ничего не поделаешь, а если перед тобой два выбора: жалеть или просто принять факт, как данность, Амелия, конечно же, выберет второе. Подкидышами называли детей, которых оставляли в лесу Патрии, в надежде, что местное племя приютит их, как родных. Поступали так обычно родители, которые относились к племени более или менее нейтрально и не считали их не из мира сего. Причинами Амелия, да и другие члены стаи, положа руку на сердце, не интересовалась. Да что тут интересного? Если родители, или одинокая мама, вдовец, вдова, кто угодно, не были способны прокормить малыша и посчитали нужным оставить его на попечительство скрытого от чужих глаз племени, вместо того, чтобы обратиться в необходимые социальные службы, это говорило лишь о том, что это крайне апатичные люди.
Амелия не имела никакого интереса узнать, кем на самом деле являются ее родители. Ей плевать. Ей было три, по рассказам отца, когда еще семнадцатилетняя Шона нашла ее плачущую на уже известном к тому времени месте в чаще леса, где люди оставляли подкидышей. Там было повалено дерево, служащее мостом для удобного прохождения над оврагом. Обычно, детей оставляли в начале этого самого «моста» и член Патрии, заметивший малыша, проходил по твердо стоячему дереву к основанию и забирал ребенка. Сейчас Амелии не составляет особого труда пройтись по тем краям, без какого-либо чувства тоски. Она была рада, что проводила время в кругу полуволков. А когда Мальком Запанс, уже признанный к тому времени альфа, тринадцать лет назад взял на себя ее содержание, ибо по рассказам увидел в ней что-то по-настоящему неукротимое, то, что сделало бы девочку настоящей Запанс, Амелия осознала, что обзавелась старшими братьями-полуволками.