– Веди себя сегодня прилежно, – сказал он ей в день вынесения окончательного вердикта. Братья в обличье волков ринулись завтракать, оставив сестру в хижине в одиночестве. Но, как оказалось, она все-таки была не одна. Амелия улыбнулась проснувшемуся Малькому.
– Пап, да я же сама прилежность!
Интересное заявление для той, чье лицо измазано шоколадом. Отец глухо рассмеялся, взглянув на нее, Амелия нахмурилась и только спустя минуту додумалась посмотреть на свое отражение в стеклянной вставке кухонного шкафчика. Да уж. Благо, Шона этого не видела.
– И прекрати питаться чем попало, – продолжил отец.
Очистив лицо в раковине, Амелия повернулась и застала его за приготовлением смеси для блинчиков.
Девушка не скрыла удивления:
– С каких это пор ты готовишь вместо охоты?
Но альфа не спешил отвечать.
– Пап?
Залысина на его макушке стала более явственной. Раньше было почти невозможно угадать его настоящий возраст. Когда-то у Малькома были усы и густые длинные седые волосы, сейчас же он менее походил на главаря Патрии; волос с возрастом становилось все меньше, усы он предпочел убрать, и теперь над верхней губой были лишь морщины да сморщенная кожа.
Может, Амелии только казалось, но и глаза его со временем меняли оттенок. В первые ее дни пребывания в Патрии она запомнила их желтыми, какое-то время цвет радужки не менялся, как у двух первых сыновей они напоминали расплавленное золото, но спустя года, глаза альфы потускнели и стали чуть ли ни карими.
– Мне нужно поговорить с тобой, – ровным голосом произнес Мальком, все еще стоя к ней спиной.
Да что это со всеми такое? Сначала Шона, теперь отец? Виль пытается отречься от Патрии, Ник все чаще норовит зацепиться с Дэном. Она спит и видит несуразный сон? Как еще объяснить это безумие?
– Если ты о церемонии, я уже о всем прекрасно осведомлена, – Амелия решила умолчать о вчерашнем появлении Шоны в их хижине. Для всеобщего блага.
Кухня пропахла блинчиками. Несмотря на напряжение и раздражение, девушка ощутила, как во рту собралась слюна.
– Далеко уходить не буду, это и вправду связано с Перевоплощением, – сказал отец, – Но оно касается меня... Тебе не стоит напоминать, что случается с полуволками, когда они достигают определенного возраста, я прав?
Отец просто обожает наводящие вопросы. Постоянно выводит полуволка на ответ, старается говорить как можно меньше, дабы позволить ему разобраться самому.
– Конечно, – с уверенностью заявила Амелия, – К шестидесяти годам, они навечно... Застревают в шкуре волка. Но у каждого полуволка процесс протекает по-разному. Некоторые могут навсегда перевоплотиться и в пятьдесят пять.
– Именно, – поддержал отец.
Амелия прикусила губу:
– Ты же не хочешь сказать, что чувствуешь, что вот-вот перевоплотишься навсегда?
Малькому было пятьдесят три. Сыновья Запанс, да и дочь-подкидыш даже не задумывались о его скором вечном перевоплощении. Казалось, времени еще полным-полно.
– Я говорил об этом с Дэном, – признался отец. Амелия никак не могла взглянуть ему в лицо, Мальком не отлипал от плиты. Наверное, специально, – Предупредил его, как тебя сейчас, что дела могут принять неожиданный поворот в самый неподходящий момент. Когда я буду в теле волка, я не смогу принимать решения, касающиеся племени...
– Но ведь у тебя на первое время сохранится сознание, благодаря обмену мыслями ты сможешь переговариваться с советниками, – вставила Амелия, – нет, нет, я понимаю, что альфой предстоит стать Дэну, по обычаям все именно так. Но это не значит, что твои слова не имеют значения. Дэн будет прислушиваться. Ты ведь об этом переживаешь?
– Нет, – ответил отец слегка раздраженно, Амелия мысленно дала себе пинка. Она перебила его. – Не об этом. Амелия, дочь моя, это может произойти в самые ближайшие дни.
Тут он наконец повернулся к ней лицом, и девушка отметила его полные скорби, но в то же время решительные глаза.
– В... ближайшие дни?
Сердце билось так быстро, будто норовило выпрыгнуть из груди. Бессмыслица. Отец просто не может остаться в волчьем обличье навечно... Нет, конечно может, но не так скоро.
Амелии вот-вот исполнится семнадцать, она наконец поймет, что значит по-настоящему быть полуволком. Она представляла, рисовала картины в голове, как будет обсуждать эти невероятные изменения с отцом, как он будет обучать ее различным премудростям существования в стае. Если он перевоплотиться навсегда так скоро... Значит, ему останется всего пару месяцев пребывания в человеческом сознании.
А потом, он превратится в настоящее животное. Голодное, неукротимое, свободное.
– Я не могу потерять тебя так скоро, – в глазах Амелии собрались слезы, но она не позволяла себе раскиснуть и прочистила горло, быстро сморгнув их. Она Запанс. Запансы не падают духом.
Мальком молчал, наблюдая за ее внутренней борьбой.
– Ты сказал Нику или Вилю?
Он покачал головой.
– Знаем только мы с Дэном? А советники?
Альфа Патрии протяжно вздохнул:
– Я сообщу им после сегодняшнего вердикта.
– Пап, ты не можешь позволить Вилю уйти, – умоляла Амелия.
Тогда он не сможет провести с отцом его последние месяцы.
– Я не вправе разглашать решение совета до определенного момента, но скажу тебе то, что ты, вероятно, желаешь услышать прямо сейчас.
Амелия молча смотрела на него.
– Виль никуда не уйдет. Я ему не позволю.
И с этими словами Мальком Запанс перевернул последний блин.
Глава 5. Безустанный
Экстремист.
Вечно голодный и суетливый. Безустанный. Неутомимый.
Как его только не называли. У него бесконечное количество имен.
Но таким он и был. Его слоган: без риска жизнь – не жизнь. Была бы его воля, он бы вечно ходил по острию ножа. Но находить способы обуздать голод с каждым днем становилось все сложней. Что делать, если тебе по душе хаос? Устраивать его самим, коль мир не справляется сам.
Таким уж уродился. Хотя возможно, конечно, виновата мамаша, открывшая ему глаза на все прелести нарушения установленных правил. Нет, он безусловно любит его всеми фибрами прогнившей души, но иногда, все-таки, презирает. Например, в такие дни, как сегодня. Он ведь мог заняться чем-то более продуктивным. Ограблением, к примеру. Конечно, его уже везде знают в лицо, но к маскировке ему не привыкать. Ну или можно было бы осуществить давнюю затею - украсть торт с чьей-то свадьбы. Он бы посмотрел на лица молодых после обнаружения пропажи. Вот умора. Сложная в исполнении операция, но ее можно как-то провернуть, если хорошенько поразмыслить. Пока это даже сложно назвать идеей, так, мыслишка.
Мыслишка, которую он мог бы превратить в план, а дальше – визуализировать его осуществление.
Но нет. Никакого торта. Никакого красочного разочарования на лицах молодых и гостей.
Сегодня Энзо Прицу приспичило заглянуть в лес племени Патрия.
Воздух здесь был таким чистым, что у него кружилась голова. Вокруг столько зелени, что тошнит. Одним словом – бесячая безупречность.
– Я слышала, у них свой язык, – делилась мыслями Кая, специально ломая ветки под ногами. Здесь их было невероятное множество. Наверное, деревьям тут по тысячу лет.
Кая была хорошенькой. Азиатка на пару голов ниже него, с крутой короткой стрижкой а-ля эмо две тысячи семь. Он бы назвал ее своей приятельницей, или подругой. А лучше коллегой по нарушению законов Алиены.
– Они не понимают ни слова по-нашему, – продолжала она, не поднимая глаз с поверхности земли, – Писать и читать точно не умеют, как бы придурок не внушал нам обратное. «Мы должны уважать традиции досточтимого племени Патрия!». Тьфу, черта с два. Что тут уважать? Необразованность и дикость?
Придурком они называли никого иного, как мэра Алиены. Энзо терпеть не мог подхалимства. А это именно то, чем занимались власти. Почему они позволяют племени спокойно существовать на территории ИХ города? Почему поддерживают их нецивилизованный образ жизни?
Он вновь затянулся. Сигаретный дым немного успокаивал разыгравшиеся нервишки. Кая, все еще прибывавшая в своем мыслительном потоке, резким движением вырывает у него сигарету из пальцев.