Значит, опять то и дело выходила в прихожую и слушала шаги на лестнице.
— Что случилось, Павлик? — взволнованно спросила мать.
Сколько же можно волноваться из-за него — на пустом месте, тщетно, бесполезно! Можно подумать, если она будет беспокоиться о нем, то проблемы сами собой отпадут! Вот если бы укусы как-нибудь сами исчезли и не было этого жутко позорного эпизода — сбежал, бросив товарища…
— Все в порядке, мам, — привычно ответил он, надеясь таким образом избежать шквала вопросов.
Как всегда, не вышло.
— Говорю же, все в порядке. Ну тяпнула собака. Бывает. Первый укол уже сделал, бешенство мне не грозит. Еще пять уколов — и свободен. Только париться в бане нельзя и алкоголь употреблять. В общем, ерунда на постном масле.
— Я же говорила, будь осторожнее, — завела мать привычную волынку.
Пашка любил мать, но ее пристрастие к бессмысленным нотациям утомляло невероятно, да и привычка беспокоиться по пустякам — будь то невыученные уроки или мокрые ноги. «Я уже взрослый», — нередко повторял про себя мальчик, но вслух почти никогда не произносил — знал, что будет только хуже.
Он прекрасно понимал, что смысл жизни матери именно в нем. Мария Федоровна родила сына довольно поздно, родила, что называется, для себя, и ее главной целью стала защита единственного отпрыска от невзгод. Надо отдать ей должное, она старалась держать себя в руках и не душить мальчика гиперопекой, и порой это удавалось. Но не слишком хорошо. Во всяком случае, не волноваться она не могла.
В итоге, войдя в бурную пору переходного возраста, Пашка научился виртуозно скрывать от матери почти все проблемы. Кроме тех, которые, как сегодня, никак не утаишь.
«Отряд отступил, неся небольшие потери», — констатировал мальчик, чистя зубы и глядясь в мутноватое, но идеально чистое зеркало над раковиной. От дальнейших расспросов удалось отвертеться, сославшись на усталость. Теперь можно было лечь спать в своей маленькой комнате, повернуться лицом к стене, на которой все еще красовались обои со времен детства — желтые, с розоватыми жирафами, — и попытаться уснуть.
Завтра он все расскажет Леше.
Полная луна сияла, как жерло добела раскаленной печи. Ее лучи обжигали. Тишина звенела. Воздух густел, струился, расслаивался на пласты. Запахи, миллионы запахов пульсировали в ночной темноте, словно вторя биению гигантского барабана.
Это билось его сердце. Кровь шумела в ушах, пульсировала в жилах, густея и с каждым мигом проталкиваясь по тонким руслам сосудов все с большим трудом. В глазах песок. Губы пересохли. Пальцы рук онемели.
Жажда становилась непереносимой.
В момент, когда острота чувств достигла апогея и начала причинять физическую боль, создавая впечатление, что кожи нет и мир воспринимается обнаженными окончаниями нервов, он прыгнул вперед и упал на землю. На все четыре серые волчьи лапы.
Глава 2
— Опять на ночь глядя уходишь, — недовольно проворчал Никита, наблюдая, как сестра накидывает легкую курточку-ветровку и снимает с вешалки кожаный рюкзак. — Допрыгаешься когда-нибудь.
— Да брось, что со мной сделается, — нетерпеливо отмахнулась Анна, поглядывая на блестящие наручные часики. — Это же у тебя работа опасная, а я просто собираюсь на свидание. Все как обычно.
Никита что-то пробурчал, но возражать не стал. С Анной спорить — себе дороже. Однако, с тех пор как сестра завела этот злосчастный роман, она стала не похожа сама на себя. Обычно сдержанная и скрытная, теперь словно бы светилась изнутри. Даже пела иногда. И конечно же каждый вечер исчезала из дому.
Хлопнула дверь, в замке повернулся ключ. Никита пожал плечами, прошел в крохотную кухоньку, разложил на клетчатой клеенке набор щеточек и масленок для чистки оружия и достал из чехла снайперскую винтовку. Его работа действительно была опасной и требовала полной сосредоточенности.
— Арчи, ты спишь?
— М-м-м… — Арчи перевернулся на бок и, приподнявшись, посмотрел на Анну.
Светлые, прозрачные как лед глаза, в глубине которых всегда тлеет таинственный зеленый огонек.
Жесткие пепельные волосы, рассыпающиеся на отдельные прядки. Гладкая, смуглая, нежная, как у девушки, кожа, таящая под своим покровом мощные мышцы. Удлиненное, с правильными чертами лицо, вертикальные складки у губ, выступающие скулы.
Когда он улыбается, видны несколько увеличенные клыки.
Анне нравилось в нем все: и резкий взрывной характер, и непреодолимое стремление властвовать, и неуемная жажда жизни. Она сама была такой. И теперь влюбилась. Впервые.