Трое людей лежали неподвижно близ кормы бээмпэшки, что осела в воронке. Гусеницы ее были разорваны, два или три катка – вылетели напрочь. Подскочив к раненым, Хантер вгляделся в их лица: это были лейтенант Редькин, его заместитель, сержант Березкин, и один из дембелей, рядовой Снегирев.
– Что с ними? – спросил старлей у санинструктора роты, рядового Муриненко (по прозвищу Бинтик), суетившегося возле раненых.
– Ранений нет, все трое тяжело контужены, сейчас без сознания, – доложил тот, поднимаясь.
– Что с ними делать? – Петренко поймал себя на мысли, что доволен (если можно так выразиться) последствиями подрыва – никто не погиб!
– Сейчас их нельзя двигать без особой надобности: нужны носилки, так как у них могут быть выявлены скрытые переломы. После того как они придут в сознание, можно будет их опросить и оказать более квалифицированную помощь, – грамотно, заученными в учебке фразами, ответил санинструктор.
– Хорошо, Бинтик, молодец! – похвалил замполит. – Вот-вот прилетят санитарные вертушки, подожди немного, отправим их в госпиталь.
Не успел пообщаться с санинструктором, как его вызвал ротный и указал свободную от техники площадку. Через минуту там уже стоял боец, держа в поднятой руке наземный сигнальный патрон, из которого валил обязательный в этих краях оранжевый дым, обозначающий место посадки авиации.
И вот ухо уловило звук вертолетных двигателей – со стороны Джелалабада приближались вертолеты. На этот раз их было немного – два Ми-8 (один – с красным крестом на борту) и два Ми-24, очевидно для прикрытия.
Медицинская ГТТ с эмблемой Красного Креста на борту подвезла к площадке раненых. Как они уместились в такой небольшой машинке, оставалось только догадываться. Тело умершего от ожогов и ранений Нехорошева, завернутое в специальную фольгу, находилось сверху машины, привязанное бечевками, чтобы не свалилось. Из «таблетки» санитары вытащили пятерых раненых. Еще двое вылезли самостоятельно. Среди них был Ара, с белым как простыня лицом. Разорванная штанина была зашита на скорую руку, сквозь грубые стежки просвечивался красно-белый бинт. Он тяжело хромал, опираясь на автомат, как на палочку, как-то заворожено обозревая окрестности, словно видел их впервые.
– Да он же ни хера не слышит, он напрочь контуженный! – высказал догадку Петренко.
– Точно! – согласился ротный, оказавшийся рядом. – Ты организуй эвакуацию раненых, пока Дыня со своим взводом прикроет со стороны кишлака, чтобы «душки» не набедокурили. А мы с авианаводчиком заведем вертушки на посадку!
– Есть, командир! – ответил Хантер, настраиваясь на выполнение непривычной задачи.
Вертолеты на подлете начали отстреливать тепловые ловушки, снижаясь над площадкой, посреди которой и до сих пор находился с дымом в руке некий Прометей срочной службы. «Двадцатьчетверки» остались кружить в небе, а «восьмерки» пошли на посадку.
Вот шустро слинял Прометей-срочник, его место немедленно заняла вертушка с Красным Крестом, немного далее, разгоняя пыль винтами, приземлилась другая. Вертолетчики были в своих сферических шлемах и специфических бронежилетах с так называемым воротником, который защищал голову от обстрела снизу.
Перед глазами пилотов открывалась жутковатая картина: разбитый и догорающий кишлак, битая и уцелевшая техника, ковер из стреляных гильз, многочисленные воронки и другие «остаточные явления» недавнего боя. «Летуны» заметно нервничали, не будучи уверенными, что садятся задом не на минное поле, да и соседство кишлака-недобитка не вдохновляло.
– Кто старший? Ко мне! – Из дверки высунулся командир экипажа, едва колеса машины коснулись земли.
– Я, замполит роты, старший лейтенант Петренко! – подскочил Хантер.
– Замполит?! – почему-то изумился авиатор.
– Ты что, сюда прилетел жалобы и заявления выслушивать?! – пришла очередь изумляться Сане.
– Хорошо, не обижайся, старлей! – гаркнул летчик, перекрикивая грохот двигателя и свист лопастей. – Сколько, ты говоришь, у вас «двухсотых» и «трехсотых»?
– Десять «трехсотых» и «двухсотый»[26] – один! – проорал Хантер.
– Давай так: «двухсотого» и четырех «трехсотых» – в этого «голубя мира»! – командир экипажа показал на свой вертолет. – Остальных – туда! – он указал рукой на вторую машину.
Хантер махнул сержанту Петрику, тот быстро приблизился к офицеру, и Александр на ухо прокричал задачу: кого и куда грузить. Бойцы ловко, на руках занесли раненых, забрасывая в вибрирующие машины, молотящие винтами воздух. Тело Нехорошева несли осторожно («Как живого» – отметил про себя старлей).
26
Двухсотый» – погибший. Военный термин, обозначающий транспортировку убитых или умерших людей до места захоронения. Название вошло в обиход после войны в Афганистане. Груз 200 – это типовая форма (№ 200) документа, сопровождавшего труп.