А в итоге то, что планировалось сделать еще до заката, еле-еле закончено к рассвету. Хотя нет, до рассвета еще есть пара часов. Или немного меньше. Надо бы поспать хоть немного... Только убрать со стола... Или Нечистый с ним, до утра потерпит? Наводить порядок Фридрих не любил. Сначала тратишь время на перекладывание бумажек с места на место, а потом на поиски этих самых мест и, соответственно, бумажек. Или как предстоит сейчас: скинуть всё в один мешок, а когда придет нужда, рыться в этом мешке, разыскивая нужный свиток. Нет, точно подождет! Это не письма, летящие на соколиных лапках в непредставимые дали, чтобы привести в движение неисчислимые людские массы...
Фридрих встал и прошелся по кабинету. Да, пожалуй, спать. Разве что глянуть, не ждет ли кто в коридоре, не пропущенный верной охраной. Фон Каубах открыл двери, выглянул наружу и почувствовал, как волосы на затылке становятся дыбом. Уши командора еще не различили слабый перезвон оружия вдалеке и топот множества сапог, ноздри не уловили еле ощутимый запах гари, а какое-то неизвестное чувство подсказало: что-то не так. Неправильно.
- Что происходит? - фон Каубах недоуменно повертел головой.
- Какой-то шум внизу, святой отец! - доложил брат Хорст. - Там кто-то с кем-то дерется, но мы не знаем, кто!
Взгляд Фридриха обежал коридор и зацепился за приоткрытую дверь напротив. Кажется, каморка экономки, фон Кох что-то говорил. Но почему открыта? Чтобы любой непорядок разбудил старуху, и она разобралась с неприятностями раньше, чем проснутся благородные вельможи? Странно... Предчувствие било набатом.
- А здесь что? - командор сделал шаг. Всего один шаг.
Дверь открылась и из темной комнаты шагнула заспанная девочка лет семи, отчаянно трущая глаза.
- Ой! Дядя, а почему все шумят?
Возможно, три года назад, Фридрих повел бы себя по-другому. Но после Лукау граф фон Каубах не любил детей. Точнее: ненавидел и боялся. Да, именно боялся. И тут нечего стесняться: получив обещание Зверя, забудешь, кому сколько лет, и начнешь шарахаться от каждой тени, и хвататься за меч при любом шорохе. И хотя между темноволосой девчушкой в ночной рубашке и светловолосым зверенышем из прошлого не было ничего общего, кроме возраста, Фридриха захлестнула волна ярости. Столь сильная, что командор даже не сумел толком ударить. Получившийся неуклюжий пинок еще больше разозлил фон Каубаха, заставив рявкнуть в полный голос:
- Взять!
Дальнейшее уложилось в считанные мгновения. Неестественно и страшно всхлипнул брат Адальберт, мешком оседая на каменный пол перед командором; шагнувший в дверной проем брат Хорст, захрипев, повалился вперед; а через падающее тело перепрыгнул смутно знакомый белобрысый мальчишка лет тринадцати с ножом в руке и, прежде чем Фридрих успел осознать происходящее, с нехорошей усмешкой прошипел:
- Ты помнишь моего деда, Мистфинк?! Теодора Рваное Ухо?!
Руки опытного бойца действовали независимо от паникующего сознания, и меч фон Каубаха взлетел и рванулся влево-вниз, стремясь развалить оживший кошмар от плеча и докуда хватит силы. Однако то ли сковавший сознание ужас заморозил мышцы командора, то ли мальчишка, даже не оборачиваясь, оказался нечеловечески быстрым, но мощный удар поразил пустоту. И в то же мгновение острая режущая боль пронзила левый бок, нырнула вглубь и разлилась по груди, заполняя тело. Ставший непомерно тяжелым меч вырвался из рук и глухо звякнул об пол, стены коридора закружились во всё убыстряющемся ритме, и перед меркнущим сознанием Фридриха встал пылающий родовой замок, реющий на горящей башне флаг с черным медведем, который последний граф ни разу не посмел поднять за прошедшие со дня смерти отца три года, и сотканное из огня лицо Готлиба фон Каубаха, презрительно глядящего в глаза наследнику. 'Мистфинк!' - пренебрежительно выплюнуло пламя, ослепительно сверкнув напоследок, и наступила темнота.
***
Коготь даже не ожидал, что мечта брата исполнится так легко. Кинжал в брюхо риттеру, неосторожно сунувшемуся почти вплотную; бросок из-за его плеча во второго функа, тоже не ожидающего нападения, с одновременным уходом с линии падения первого, прыжок в коридор и брошенная главному штымпу фраза. Не ради фраерского выпендрежа, а чтобы ошеломить противника, сбить с толка: пусть думает, что имеет дело с вильдвером. Уклониться от неплохого, но легко предсказуемого удара, выходя на удобную позицию, и проникающий слева между пятым и шестым ребрами. И на всякий случай уйти в сторону: не всегда противник понимает, что уже умер. Легко и просто, Кошмарик бы даже не похвалил, хотя Коготь комбинацию выполнил идеально, словно отрокам в Хортице показывал. Парень поймал себя на мысли, что и рассуждает как на тренировке: сплошь острожные термины, ни слова на фене. Само слово 'термины' тоже оттуда.
Пока мысли пели хвалу выполненной работе, тело не останавливалось ни на минуту. Пробил всем троим головы, чтобы случайно не оклемались. Предварительно вытащил первого в коридор, но не до конца, чтобы макитра* пришлась на то место, куда натекла кровь с киньки*. Этому чердак рассадил вдребезги, мол, крышей внутряк отначил*, когда сковырнулся. Подумав, вышиб у главаря ошары*: вроде слышал, что функи с убитыми вильдверами так поступают. Мысли, как начал лепить горбатого, вмиг на базар соскочили!
Закончив со жмурами, повернулся к девчонке. Та смотрела во все глаза. Живая и вроде здоровая. Только дорожки от слез по щекам. И ведь не пискнула ни разу! Кремень девка!
- Ты как, малая?
- Нормально... - с трудом сдержав всхлип, выдавила Сабина.
- Эх, кроха, тебе бы в Хортицу на обучение... - вздохнул Коготь. - Чтобы ни один урод пнуть не смел. Воинский характер! Выдержишь еще одно дело?
- Какое?
- Считать умеешь? До ста?
- Только до двадцати, - грустно вздохнула Сабина.
- Как я в покои войду, сосчитай пять раз до двадцати. А потом сядь на своей кровати и визжи как можно громче. А если кто раньше появится - сразу начинай визжать. И кто бы чего не спрашивал, не отвечай. Только плачь и визжи. Поняла?
Девочка кивнула:
- И плакать можно?
- Нужно! - улыбнулся Коготь. - В своё удовольствие! Только никому ничего не рассказывай. Истерика у тебя!
- Кто у меня?
- Тебе страшно, больно и хочется кричать, ага?
- Ага! - Сабина улыбнулась. - А ты меня отвезешь в эту... где учат?
- Если сложится - обязательно. Всё! Пока!
Коготь пулей пролетел коридор, взгляд обежал комнату. Шкаф, большой стол, кадковаза... Любят владетели деревья в помещениях держать. Где камин? А что за бумаги на столе? Пробежал глазами по первому попавшемуся листу. Похоже, тайным языком написано... Задница Нечистого, важные, небось, бумажки! А это что? Книжица-разгадчик! Дернул дверцы шкафа, схватил какую-то рубаху, в мгновение ока соорудил подобие походного мешка, нарезав ремней прямо из подола, сгреб всё со стола, бросился в соседнюю комнату. Камин был тут. Большой, взрослый пройдет не сгибаясь. И холодный. Коготь нырнул внутрь, повернулся налево и полез вверх по трубе, пока не нащупал отверстие, про которое говорил Кукушонок. Вот ведь проныра, как он его нашел-то! Нащупал ногой пол, сделал шаг, второй и улыбнулся, услышав донесшийся через две двери оглушительный визг.
***
- Девятнадцать, двадцать, - сосредоточенно считала Сабина, сидя на кровати. - Четыре раза. Раз, два, три...
- Ну и шо высчитываешь, скаженная? - не вставая с постели, ворчливо спросила Фрида. - Хитер твой приятель, только сопляк сувсем! Ты визжать будешь, а я, значится, ушами хлопать?! Какой же олух поверит, что старуха так задрыхла, шо не услышала, как здоровые бугаи бошками двери выносят?! Я-то проснулась, ще када он в окошко перся! Думала, смертушка наша пришла! Ан нет, жалостивый душегуб попался!