— Методы организаций основаны на подавлении слабых сильными. Меня не устраивает такой расклад. — Дмитрий поднял с земли шишку и откинул, попав ровно в центр ствола ближайшей сосенки. — Нейтралом быть и опаснее, и безопаснее одновременно. Зато ты сам за себя решаешь.
— Вот как?
— Ты считаешь иначе?
— Я просто считаю это своим смыслом, — покачала головой Оля. — Только… Они все знают, что я не смогу дать отпор. Но всё равно не нападают. Разве это не проявление их справедливости?
Ветер вновь коснулся запахом дождя: где-то в Авельске собиралась гроза. Девушка с содроганием подумала, что сегодня кто-то пострадает — это будет не она, своё она уже получила. Непроизвольно ладонь коснулась колен, но ноги не отозвались. Хах, Оля так уязвима — однако её не убивают. Люди хранят её, как она хранит их.
Она не попросила, но Дмитрий догадался сам, помог ей развернуться. Колёса инвалидной коляски скрипнули по вычищенной дорожке. Пора было возвращаться домой.
*
В штабе было много коридоров и много кабинетов, расходившихся, как ветви эволюции, от единого входа: сразу из холла разбегались переплетения лестниц во все стороны, превращая здание в запутанный лабиринт, в котором любой незнающий потерялся бы и не нашёлся ещё несколько лет. Тем, кто поступал на работу, сразу выдавались пароли от интерактивных карт, но даже так были доступны лишь некоторые пути — остальное выдавалось при повышении в должности. В целом штаб Лектория был похож на сложную игру-квест, в которой при достижении новых уровней открывался доступ к следующим коридорам.
Верран был третьим лидером организации, а потому имел право посещать все отсеки. Для удобства здание делилось на секции, и Верран давно выучил расположение каждой, поэтому и теперь, не сомневаясь, поворачивал то налево, то направо, поднимался по одним лестницам и спускался по другим. Несмотря на запутанность, путь вышел быстрым. «Отдел исследований», так называлось место, куда он стремился — и сюда точно не допускали кого попало. Во всём Лектории это, должно быть, было самым таинственным занятием: исследование. Изучение. Наблюдение. После падения Первой и Второй, конечно, всё значительно сократилось, но кое-что оставшееся ещё вселяло надежду. Руководитель отдела, к тому же, был редкостным энтузиастом, что позволяло ему удерживаться на плаву, хотя он давно и крупно оступился. По мнению Веррана, гнать бы его взашей, но Мастер распорядился иначе — что ж…
Вильгельм нашёлся быстро: его сложно было не узнать. За ним закрепилось прозвище «Фокусник» за соответствующий наряд. Создавалось впечатление, будто этот человек подался в косплей, несмотря на состоявшиеся тридцать лет; тёмная полосатая рубашка, белые брюки и жилет, поверх — широкий белый плащ с погонами, золотистые да серебристые цепочки. Всё изящно, как будто он на лучший фестиваль собирался. Распущенные ярко-сиреневые волосы закрывали воротник и спускались ниже лопаток, и на мир смотрели синие холодные глаза. Как ни был он умел и как красиво ни лицемерил, змеиный холод он спрятать был не в силах. Верран за то его и не любил: Вильгельм напоминал удава, готового вот-вот пёстрой лентой прыгнуть вперёд и поглотить всё.
— Есть новости, — без приветствия обратился к фокуснику вошедший.
Вильгельм стоял, опираясь на ограду наблюдательной платформы, к которой подходил коридор. Отсюда открывался вид на несколько рабочих уровней с новейшим оборудованием. Какие-то архивы, лабораторные столы. Образцы в вытянутых бутылях и столбах. Снующие тут и там сотрудники.
— Так редко ты в мою обитель заглядываешь, — протянул Вильгельм, прекращая наблюдение и поворачиваясь к Веррану. В обтянутых белыми перчатками руках фокусника пестрели карты. Вместо типичных королей, дам и валетов на них были изображены подозрительно знакомые силуэты. Рассмотреть их не удалось: фокусник прикрыл пальцами первую же картинку. Сам же произнёс елейно: — Солнце и Луна никак сошлись в единый образ, раз сам Третий ко мне пожаловал!
— Мне так мозги не запудрить, — резко оборвал его Верран.
— Ну да. Ты ведь с другим мастером запутанно говорить знаком…
— Попрошу без намёков.
— Очи серые, очи карие, — промурлыкал на мотив песенки Вильгельм. Вновь пришло в голову сходство со змеёй. Внешняя броскость не делала его безопаснее, хоть и частично прятала угрозу во всём облике. Этот человек казался слишком ярким, слишком дерзким, слишком картонным, и потому мало кто знал, как он на самом деле страшен. Если теперь он хочет прикидываться, пусть прикидывается. Вспомнив железное терпение Оли Цветаевой, Верран решил придерживаться её тактики. Нужно получать пользу от общения с разными личностями. Вильгельм же продолжил: — Что ж, я жду вестей. Надеюсь, они добрые.
Точно в отместку за наигранность Верран едко сообщил:
— В Авельск приехала Анастасия.
Синие глаза прищурились. Нехороший огонь в них сверкнул подозрением.
— Какая? Много ведь Анастасий по земле бродит.
Но уловка подействовала: он напрягся, спесь слетела. Верран прикинул, сколько времени понадобится. Должно быть, теперь всё завертится, как на дикой карусели. Благо, ремнями безопасности он себя уже обеспечил.
— Её фамилия — Каринова. — Он почти наслаждался тем, как быстро лицо Вильгельма теряло краски. — И говорят, что её голос способен стирать стекло в пыль.
Змеиный блеск поглотил мерную синеву. Вильгельм провёл кончиком языка по нижней губе, щурясь — не как хищник, а как зверь, понимающий, что впереди — клетка, но и позади — охотники. Мысль судорожно металась в нём, путаясь в отблесках белого света на длинных шелковистых волосах. Столько пафоса, столько фальши, а так легко этот лживый облик упустить! Если бы Вильгельм был так же безобиден, как пуст, было бы легче. Впрочем, тогда ему не нашлось бы места в верхушке Лектория.
— Где она? — быстро спросил Вильгельм.
— Под присмотром NOTE.
— С каких пор? — Тёмные тонкие брови сдвинулись. — Почему?..
— Её взяли под опеку, — отрубил Верран. Хмыкнул: — Можешь угадать, кто.
Бледность стала похожа на гипсовую маску. В Вильгельме зрела злость отчаяния.
— Он? — глухо спросил фокусник.
— Он.
— NOTE не берётся за нейтралов. — Вильгельм говорил размеренно, но бодрость в его тоне угасла. На её место пришла холодная расчётливость: фокусник оценивал ситуацию и размышлял, как к ней подступиться. — Она лишь направляет и ограничивает при случае. Если она хотела укрыть от нас девчонку, почему не взяла в свои ряды?
Верран оставил вопрос без ответа. Его гораздо больше беспокоил другой вопрос, от которого как раз зависело слишком многое.
— Я отправил за ней Файра, — рассказал он. — Но тому хватило тупости напасть за городом, когда рядом был другой нейтрал. Мальчишка. Файр чуть не сжёг его. Мы по договору не имеем права трогать нейтралов, но этот выскочка всё испортил. Оля Цветаева скоро узнает, а через неё могут прознать улицы. Ты не глуп и представляешь, каковы могут быть последствия.
Его тон выражал угрозу, и в этот раз всё было обосновано. Ситуация сложилась не из лёгких, но теперь, раз объявилась девчонка, всё будет только обостряться и обостряться. В графике на ближайшие месяцы у Веррана явно не значилось стать добычей голодных сумасбродов, обозлённых несоблюдением Закона. Вильгельм, несомненно, это понимал, потому что ему потребовалось время на раздумье, а затем он протянул:
— Ты предупреждаешь, чтобы я не действовал?
— Я хочу устроить всё сам. — Верран мотнул головой. С его места не было видно исследовательский отсек, но краем глаза он приметил, что сотрудников стало меньше: видимо, время обеда. — Мои люди надёжнее. Ты получишь её, когда всё закончится.
— А что с ним?
— Разберёмся по ходу дела. Суть одна. Чего ты хочешь?
Взгляды встретились. Вильгельм, прыгнув из одного настроения в другое, усмехнулся вдруг — так, как добрый таинственный волшебник никогда бы не усмехался. Гул центра поутих, сменившись стойким покоем: штаб погружался в отведённый для отдыха час и стремительно пустел.