Артур сжал её в объятиях. Стало немножко легче.
— Поторопимся, — сказал он. От него пахло железом и гарью. — А то вот-вот…
— Да. О’кей.
Не отпуская Иосифа, Тая взяла другой рукой руку Феликса, Артур — Славу. И они побежали дальше вместе — уже впятером. За ними рушилась лаборатория — последняя.
Прощай, проект LIFA.
Больше такого не повторится.
Они двигались всё медленнее — они оба. Ноги едва слушались. В головах звенела тяжесть. Они падали, поднимали друг друга, проходили немного и вновь падали. В конечном итоге так и остались сидеть — под ослепительно белым небом с серыми молниями, открытые всем ветрам, которых не было в этом губительном воздухе. Дышать становилось всё тяжелее. От глаз ложились тени, жилки чёрные, напоминавшие трещины. Кровь пузырилась в уголках губ.
— Это и есть перегрузка, значит, — вздохнула Вера. Звуки таяли в дымке, словно их и не было, поглощаемые подступавшим холодом. Приближалась зима, и это ощущалось каждой клеточкой тела. Вдоль спины — глубокая рана. Тимур харкал кровью на камни; по последнему подземному этажу, на полу которого они сидели, с сухим шипением растекались багровые лужицы. Вязкость сменялась плавностью. Вера приоткрыла рот, сплёвывая новый сгусток, но уже не стала утирать. Вслепую нашарила руку напарника, и он подтянул её к себе, зарывая слабевшими пальцами в длинные лунные волосы.
— Ничё, Вер, прорвёмся, — просипел партнёр. Его губы почти касались уха. Слабо моргая, девочка разглядывала обломки потолка за его плечом: посреди боя были пробиты все полы до самого последнего, разделив строение на две части. Они находились в центре остывшей воронки, поэтому над ними белело небо, а вокруг посвёркивало проводами, датчиками и трубами оставшееся от здания. Тимур дышал рвано и со свистом. Ему пробило лёгкие выстрелом в упор, когда враги попытались убить Веру.
— Мы едины, — прошептала девочка, давясь кашлем, пачкая кровью и без того грязную изорванную мантию Тимура. Она дрожала с головы до ног. Он был спокоен, но грудная клетка ходила ходуном. Это был их последний бой, они оба знали, на что шли. До самого конца — лишь пешки проекта, да? Они абсолютно и безразмерно пусты. Они не жили людьми. Они не жили животными. Они жили лифами.
— Мы одно целое, — парень мазнул губами по её виску.
— Мы не расстанемся.
— Я с тобой.
— Я рядом.
Эти фразы растворялись в вакууме. Говорить так было непривычно, потому что раньше они не пробовали друг с другом сильно болтать. Вера больше думала, Тимур больше ругался. Они и так понимали друг друга с полувзгляда, а со временем перестали даже смотреть друг на друга в пылу сражения: каждый знал, как поступит второй. Они были связаны. Они и умирали теперь вместе.
Страшно не было. Только больно — физически. Душевно как раз пришло успокоение: долг их выполнен, они сделали всё, что должны были. «Тени» не знали чувств, если рассматривать так, но одно они знали точно и всегда — их не разорвать. Где бы они ни оказались, они всегда искали друг друга, с того самого дня, как Тимур разбил стекло в лаборатории, окрасив его кровью. Они не разлучались. Они и впредь будут вместе. Даже забвение не волновало, и Вера, обнимая Тимура, готова была на всё, лишь бы не потерять его и связь с ним.
— …даже если вторая попытка будет запутаннее?
— Нам не нужно просто, — прошептала Вера в ответ.
— Да, — отозвался Тимур, — просто дай нам быть вместе.
— Хорошо. Мне понятно ваше желание. — Она опустилась перед ними, спланировав мягко, как лебединое пёрышко. Улыбнулась неестественно. — Это на многое повлияет, но вы сможете найти друг друга. Постарайтесь. Это ради вас.
Они найдут. В этом не было сомнений.
Силуэт девочки с чёрно-белыми волосами исчез. «Тени» подняли головы: с краешка неба, что был им виден, вниз плавно опускались крупные снежные хлопья. Липли к одежде, путались в волосах, таяли на тёплой коже, растворялись в крови и очищали гарь. Мир вокруг разрушался, разлетаясь по опилкам. Вместе с гибелью проекта приходила зима, и расчерченная её жестокой холодностью реальность ёжилась и сгущалась красками. Дыхание оставляло всё меньше. Вера выдохнула облачко пара в губы Тимура, пытаясь его согреть, но парень только усмехнулся, касаясь её лба своим, так и застыв.
Посреди разрушенного здания, под бережным снегопадом несостоявшегося спокойствия сидели, обнявшись, два силуэта — чёрный, как тень, и белый, как свет, и им не важно было ничто другое. Им хватало того, что они имели. Они ждали того, что собирались обрести.
Беззвучно прокатился по помещениям взрыв, прикоснувшись кольцами живого пламени к каждому трупу, обломку или листу, что ещё оставались в лаборатории. Огонь был золотисто-белым и трещал молниями; он взвился спиралью, но не затронул равнодушно-грозное небо, не затронул даже землю поверхности, потому что должен был уничтожить лишь коридоры и кабинеты — ничего иного. Сотряслись обломки, но Вера не смотрела на гибель мира вокруг: она смотрела только на Тимура, как и он смотрел только на неё.
— Я найду тебя, — поклялся он.
— Мы встретимся вновь, — пообещала она.
Пламя добралось до них, наполнив энергией плещущейся до самого дна и тут же отпустив, дотла испепелив, и всё погрязло в сиянии, и всё погрязло в забытьи, и всё — до самой крохотной песчинки — звало на помощь, и всё выло, и всё благодарило людей поверхности за освобождение.
Третья лаборатория перестала существовать.
Роан наблюдал за тем, как пылали руины, с нагорья, где ветер носился облаками, где ветви шумели и царапались сухими черенками. Он стоял над всем и видел всё, и было совсем просто — так разглядывать останки грандиозного побоища, того, что ещё полчаса назад было важным. Небо разрезалось разрядами. Крупными хлопьями шёл снег, не тая на мёрзлой земле, но смешиваясь с песком и белыми пятнами чернея на шерсти лесной природы.
К нему подошли сзади, обняли со спины; прикосновение того, кого он различил моментально, не оглядываясь, даже не сразу обратив внимание на татуировки на обнявших его руках, сцепивших пальцы у него на животе. Он дышал. Он был жив. Роан рвано вздохнул, не закрывая глаз, и чуть подался назад, чтобы опереться на тяжело вздымавшуюся грудь. Теперь голос парня вибрировал прямо у уха.
— Ты цел.
— Конечно, я цел, я же бессмертный, — улыбнулся Роан. — Эх, а я так хотел парой шрамов обзавестись…
Шутка, естественно: на его теле шрамы не оставались. Каспер это отлично знал, но всё равно сердито фыркнул. Каспер сам — в крови, Роан ощущал это, напрягся, попытался развернуться, но тот не дал, сжав объятия крепче. Неужели?.. Но почему? Уловив безошибочно мелькнувшую мысль, Каспер нежно произнёс:
— Не смотри. Не стоит.
— Ты ранен.
— Не смотри, — упрямо повторил парень. Его дыхание обогревало ухо. Он и обнимал со спины, чтобы Роан не видел, насколько сильно его задело. Каспер, почему же ты такой?.. — Я в порядке. Лучше побеспокойся о других, у нас есть жертвы.
— Борис уже сказал? — Бессмертный не нахмурился. Подобные эмоции — типичное выражение для людей, однако он отвык соответствовать их мимике. Тем более, с Каспером ему это и не нужно, Кас сам понимает всё без подсказок в виде жестикуляции. Но всё же бессмертный задумался.
— Белль передала. Люси уши надрать надо, она всё-таки заявилась…
— А ты думал. Твоя сестричка слишком бойкая, чтобы сидеть на месте спокойно, пока мы тут воюем.
— Она помогает лиф пересаживать. Тая ушла. Настя?..
— Она под надзором Кет, ранена.
Каспер прищурился. Взял его за плечи, заглянул в глаза с явным подозрением.
— Послушай-ка, — раздельно проговорил он. — Ты говорил не останавливать того, кто захочет уйти, и я думал, что ты имеешь в виду Настю. Но, судя по всему, ты вовсе не о ней говорил?
— Сложные загадки…
— Не увиливай, бессмертный! Ты с самого начала знал, что Настя не уйдёт?
Роан вздохнул, не пытаясь вырваться: ладони парня были тёплыми, а любой контакт — благословение высшее. Как теперь объяснять? Но нужно. Он не хотел лгать и отворачиваться от правды, особенно если это относилось к Касперу. Он заслужил знать всё и со всеми деталями. Проблема лишь в том, как это выложить.