И любуясь в отражение свое,
Только пальцами дотронешься стекла,
Ты почувствуешь дыхание мое
И не вырвешься уже из волшебства.
И уколется, и вздрогнется в груди
Птица-сердце… и зальется соловьем.
Самым сладким будет яд моей любви,
Когда мы с тобой останемся вдвоем…
Когда ты ко мне, хорошая, придешь,
Когда выпустит меня зеркальный плен,
Даже если волшебства святая ложь
Мою душу заберет себе взамен…
Потому что мне покажут зеркала,
Рассыпаясь льдом под ноги мои в крошь -
Мое сердце из хрустального стекла
Ты когда-нибудь небрежно разобьешь…
***
И убаюкивать
И убаюкивать печаль…
И перекладывать построчно…
И удивляться — как неточно
Сюда вписалось слово “жаль”…
И укрываться тишиной,
И зло срывать на каждом звуке,
И, лишь, в глухом сердечном стуке
Искать бессмысленный покой.
И слов звучанье разлюбить,
И мрачно сплевывая в ноги,
Признаться, что стихи убоги,
И не имеют права жить…
Прижаться к влажному стеклу,
И кожи пламя остужая,
Твердить ему — она чужая!
Но без нее я не могу…
Перекурить. Потом опять
Переитожить все, что можно,
Из жизни вычеркнув безбожно
Способность что-то понимать…
И через сумеречный звон,
Квартиру вымеряв шагами,
Понять, что стали мы врагами –
Я и безмолвный телефон…
Не раздеваясь, лечь в кровать,
Спускаясь в шорохи планеты,
И верить сну, в котором — Где ты?
Я не хочу тебя терять!
***
Волчье
В твоих ладонях — пластилиновым,
В твоих горячих — словно воск,
И запахом волос жасминовым
Дуреет обнаженный мозг.
Еще попыткою оскалиться
Сопротивляюсь колдовству,
И вою, потому что каяться
И не хочу… и не могу!
И зафлажковано отчаянье –
Вперед, назад ли… всюду боль;
И алый парус рвет нечаянно
Прикосновением Ассоль…
Сминая панцири картонные,
В живое проникает сталь;
Твои глаза… глаза бездонные,
В которых гибнет Персиваль.
Да не строкой ли обозначено –
По снегу красные следы!
И сжато пальцами, и схвачено
Сердцебиение в груди…
Просторы заперты границами,
И бьют капканы по ноге
Твоими черными ресницами,
И мясом в ласковой руке…
***
Все, что знаю
Все, что знаю о тебе –
Мало…
Все, что выдумано мной –
Гоже!
Губы близкие твои –
Ало,
Не целованы они –
Что же…
А в глазах твоих больших –
Небо,
В черном омуте зрачков –
Грозы,
И лететь в них выше птиц –
Мне бы,
И росу с ладони пить –
Слезы…
Васильками прибирать –
Волос,
И туманом укрывать –
Плечи,
Засыпая, слышать твой –
Голос,
И с упавших звезд лучи –
В свечи.
И сиреневый закат –
В руки,
Лунных тропок серебро –
В кольца,
И сердца сплести в одном –
Звуке,
И чтоб только на двоих –
Солнце!
Чтоб в плену любимых рук –
Тесно,
Чтоб под ветром ледяным –
Жарко!
Улыбнешься грустно мне –
Честно?
— В моем сердце нет тебя…
… Жалко.
***
Ему так нравилось
Ему так нравилось смотреть в ее ладошки
И рисовать снежинки на руке,
Мороженым кормить из чайной ложки
И проводить губами по щеке…
Усаживать на сжатые колени
И, наслаждаясь хрупкостью тепла,
С волос ее вдыхать озноб сирени,
А с кожи — запах трав и молока…
Пушить своим дыханием ресницы,
И отражаясь в капельках зрачков,
Рассказывать смешные небылицы
Из жизни неприрученных волков.
И улыбаться каждому вопросу,
И взлету удивленному бровей,
И языком по маленькому носу –
А ты поверила? Вот глупый воробей!
И прижимать, и замирать навеки,
И не дышать — когда ты здесь, зачем?
Сегодня он и крылья, и доспехи
Снимает, оставляя насовсем.
Рисует, открывает и целует
Неведомый и ненаглядный мир,
А в небе, потеряв ее, тоскует
Влюбленный и несчастный Альтаир…
***
Нетороплива мельница
Нетороплива мельница судьбы,
И жернова стираются со скрипом,
И забирает полночь наши дни
Со стоном, придыханием и всхлипом.
И мелятся сомнения мукОй,
И рассыпая память по сусекам,
Не золота горстями — шелухой