Послышался стук в дверь. Наспех высмаркиваясь в бумажную салфетку, говорю, чтобы вошли.
- Мама? - Удивление было искренним. Она очень редкая гостья не то что в этой комнате, а вообще в моей жизни. Она как сторонний смотритель, породивший меня и бросивший на произвол судьба ради собственного счастья с Крофтоном.
- Жаклин, что это были за крики? - Сегодня на ней было легкое бирюзовое платье до пят, как туника у римлян, повязано на плече. А вот, когда она успела сделать себе Эйфелеву башню на голове, не имею ни малейшего представления.
- Тео решил вспомнить детство. - Зло отвечаю я.
- Ты опять ударила его? - Габриэлла беспокойной заморгала.
Как же, если вспомнить все наши детские годы, то ни дня не проходило без синяка, а злой отчим отчитывал нас за непристойное поведение. Это нас! Детей семи, восьми лет от роду! По его мнению, мы должны были устраивать игрушечные чаепития соседским собачкам, впихивая в их пасти пластамоссовые пирожные.
- Нет. - Произнося это без каких-либо эмоций, я уже стягивала с себя пижамный костюм, чтобы отправиться в душ. Долли сладко сопела на моих подушках, уткнув нос с мягкую обложку новенького издания.
- Скажи спасибо, что отца нет дома - он вкалывает день и ночь!
- Спасибо! - Неприкрытый сарказм, осталось только поклониться в ноги за такое удачное стечение обстоятельств. - Но он мне не отец!
- Да как у тебя только язык поворачивается такое говорить?
- Я не виновата, что твой рот он заткнул деньгами!
Мама опешила. Конечно, все кругом ее любят, почти боготворят, чтобы только заполучить благословение ее мужа.
- И кто же твой отец, по-твоему? - Спросила она, одергивая меня за руку, когда я попыталась скрыться в ванной.
Я стиснула зубы, сжала кулаки - все, чтобы только не произносить этих слов. Она посвятила меня в тайны своей буйной молодости будучи задобренной приличной порцией алкоголя. Тогда я поклялась забыть все, что она сказала, чтобы скрыть позор матери от самой себя. Если бы не Тое сутра, я бы промолчала, но сейчас меня прорвало как бочку с пивом на фесте в Германии.
- Кажется, тот из дружной пятерки, которые поимели тебя по очереди в туалете ночного клуба «Зевс», не так ли?
Что я творю? Отдаю ли я отчет своим действиям? Она же моя мать!
- Кажется, ты в тот вечер совсем забыла об осторожности, и в тебя влили так же пятеро, ну точно! Я - помесь пяти озабоченных уродов! - Продолжаю давить на больное, вырываясь из ее заледенелой хватки.
- Джакалин. - Разочарованно, с мокрыми от слез глазами, Габриэлла смотрит на меня, не отрываясь. То ли с упреком, то ли с мольбой о понимании - не могу понять. Я не хочу ее понимать!
- Габриэлла. - Я произношу ее имя, пытаясь повторить ее же интонацию. Мой надменный взгляд, и перед носом матери закрывается дверь в ванную.
Включаю полный напор воды. Пусть слышит, что мне плевать! Запеваю песню Earshot - I hate you, перекидываю ногу через поребрик душевой и ору во все горло, как ненавижу свою мать, свою плоть и кровь, как ненавижу себя. Пусть неосознанно, но я посвятила ее в тайну этой песней. Пусть знает, для меня все потеряно. Пусть знает, а я буду верить в обратное, потому что я так хочу.
Перезванивая на неотвеченный вызов Ори, пыталась унять дрожь в коленях после сумбура с горячей водой и оранием во все горло. Голова кружилась дьявольски. Мама ушла из комнаты, даже не дверь не прикрыла.
- Джей, Джей! Ты где там бродишь, я устала нажимать на кнопку вызова! - Затороторила Орабель на другом конце провода. Она явно в перевозбуждении. Неужели, Дюк позвонил ей?
«Лучше бы ты нажала кнопку «вкл.» твоей пустой головенки, хотя бы светильником поработала - все польза человечеству!» - подумала про себя, а вслух произнесла:
- Ори, чего ты звонишь в такую рань?
- Шопинг, дорогая! Шопинг! - Мне что, надо прыгнуть до потолка и хлопнуть в ладошки?
- Во сколько? - Обреченно, я опустилась в кушетку у окна.
- Сейчас! Я уже под твоими окнами. - Она засмеялась как дура с двадцатилетним стажем, и в подтверждение словам, за окном послышался машинный гудок. Так еще раз пятьсот, пока она полностью не прогудела какую-то попсовую бездарность со всеми припевами и куплетами.