Уже почти год их общение всё больше напоминало бесконечную перепалку. Ни одно отцовское замечание не обходилось без пререканий, а всякий толковый совет или нравоучение заканчивались банальной грызнёй! У Ромки вошло в привычку пренебрежительно кривить губы, хлопать дверью, а в последнее время он всё чаще предпочитал после каждой ссоры пропадать на два-три дня.
Да, весь этот год Новак был с сыном строг. Да, он требовал от того выкладываться на максимум. Он не давал Ромке послаблений и за малейший промах не гнушался наградить его горячим словцом! Но это были эмоции. Это был гром пустых надежд и неоправданного доверия. Сын же отвечал Борису Львовичу холодным презрением и демонстративным безразличием. Последним поводом для ссоры и вовсе стало его участие! Новак устроил Ромку на практику в крупнейший строительный холдинг, а тот фыркнул и отправился в какую-то заштатную конторку. Вот тебе и вся благодарность!
Они не понимали друг друга. Казалось, что не понимали… Но всё чаще закрадывалось подозрение, что Ромка большинство своих гнусных поступков совершает просто назло! Чего только стоит эта его серьга в ухе! И ведь мальчишке уже не пятнадцать, ни о каком самовыражении и речи не идёт! Просто каприз! Демонстративное противостояние! Или наколка на шее чуть ниже правого уха… Какие-то рунические символы… Да если так рассудить, пусть бы хоть всё тело забил своими картинками! Ромка же предпочёл единственную, но зато в месте, которое не скроет ни одна сорочка, ни один галстук. И в этом был весь он. Всё напоказ, всё вопреки. Только бы выделиться и забрызгать всё вокруг собственным ядом.
Но сегодня Ромка превзошёл себя. Он избил и… принудил к интиму одну из танцовщиц клуба… Борис Львович с сомнением поморщился, но практически сразу уверенно кивнул собственным мыслям: «Да, назовём это так!» – заключил он, вот только неприятная оскомина всё не отпускала. Управляющий, что отпирал приват-комнату, в которой отсыпался Ромка, непрозрачно намекнул, что подобные выходки случались и прежде, правда, не имели столь катастрофических последствий. Да и Ромка никогда не был стеснён в средствах и вполне мог рассчитаться сам. Только не в этот раз. Новак заблокировал карту сына, отобрал ключи от машины – подарка на двадцатилетие. Его не было трое суток. И вот результат! А к результату ещё и правда, которую Борис Львович предпочитал не знать. Предпочитал… но ведь не заметить просто не мог!
Жёсткий оскал, резкие высказывания, огонёк злого азарта в глазах – всё это казалось лишь вспышкой. Теперь Новак знал наверняка, что эти вспышки случались всё чаще, длились всё дольше. К слову, «жертву» сыновнего разгула он тоже зацепил взглядом. Правда, та торопливо отвела глаза и поспешила удалиться. Но от Бориса Львовича не укрылись свежие ссадины на лице и тёмные следы на запястьях. Он всё это увидел, и растаяли последние сомнения: от его Ромки давно ничего не осталось.
Остановившись на территории своего загородного дома, Новак решительно вышел из машины. Он распахнул заднюю дверь авто и с неприятным равнодушием уставился на Ромку – тот мирно спал. Собравшись с силами, Борис Львович прихватил сына за полы пиджака и рывком вытащил того прямо на садовую клумбу. На глаза попался поливочный шланг, и воспользоваться им показалось неплохой идеей.
От струи ледяной воды Ромка сначала просто лениво заворочался, но совсем скоро вместо ворчливого бормотания послышался отборный мат, а вместо того, чтобы попытаться избежать контакта, он открыл глаза, подскочил на ноги и грозно взревел:
– Рехнулся?!
Смахнув с лица крупные холодные капли, Ромка тряханул головой, пошатнулся и уставился на отца недовольным взглядом. Получив в ответ молчаливый упрёк, он вскинул подбородок и стиснул челюсти.
– Ты в своём уме?.. – уже не так уверенно продолжил он и не удержался от соблазна: уселся на смятую траву и взъерошил ладонью влажные волосы.