– Убирайся из моего дома, – зашипел, заколотился в напряжении отец.
Рома отчего-то воспринял подобное заявление как очередное проявление эмоций. Он лениво взмахнул рукой и как всегда безразлично усмехнулся.
– Убирайся из моего дома! – прозвучало из уст отца непривычно твёрдо, категорично, упрямо.
Рома вдруг остановился и присмотрелся к родителю внимательнее.
– Ты меня выгоняешь? – наконец, осознал он смысл происходящего и удивлённо моргнул.
Отец с довольным видом потёр влажные ладони.
– Ты считаешь, будто что-то из себя представляешь? Отлично! Вот и посмотрим, что именно! – победно провозгласил тот и вскинул сальный подбородок.
Рома взглянул на отца со смесью жалости и презрения.
– Тебе надо, ты и уходи, – фыркнул он.
Борис Львович беспомощно оглянулся по сторонам,
– Ты… ты что себе позволяешь?! Ты как посмел, щенок, сопляк, ты…
– Мать оставила дом мне, – уверенно, твёрдо и не в меру упрямо заявил Рома, заставляя отца жалко захрипеть. – Дом, счёт в банке, и долю в твоей конторе. Кстати, мне стоит задуматься над тем, почему ты об этом умолчал? – уличил он отца, а тот, едва опомнившись, раскраснелся, напыжился.
– Да ты вконец обнаглел! Ты что о себе возомнил?!
– Завтра мне исполняется двадцать один, и с этого дня я вступаю в права наследования. Надеюсь, ты не всё успел прос*ать со своей подружкой? – оскалился Ромка и враз показался отцу чужим и незнакомым.
– Ты что несёшь?..
Мужчина отступился, а Рома победно шагнул на него.
– А, знаешь, я тут подумал… Кажется, я уже достаточно взрослый, чтобы жить один. Так что собирай свои вещи и… да… выметайся! – Рома гневно сверкнул глазами. – Выметайся из моего!.. дома.
– Ты это мне говоришь? Своему отцу? – ошарашенно пробормотал Борис Львович, как вдруг стиснул зубы и уличающе прищурился. – Ты мне больше не сын! – вспыльчиво выдал отец, а Рома безвольно передёрнул плечами.
– Как скажешь.
Новак схватился за сердце. Рома вскинул брови.
– Что?.. Помочь с вещами? – догадался он и премерзко облизнулся.
Лишь на подходе к дому, на последней ступени высокого крыльца Рома услышал странное бормотание.
– Да, да… наверно, ты прав. Однажды всё должно было закончиться именно так… – будто вслух рассуждал отец.
Рома обернулся и заметил, как тот, по-старчески опустившись на плитку крыльца, бессмысленно смотрит в пространство. Рома спустился на несколько ступеней и издали обратился к отцу.
– Ты сейчас о чём? Ты это мне говоришь?
– От осинки не родятся апельсинки. Так ещё моя бабка говорила, хотя кто знает, где она видала эти апельсинки… Слышишь, Ром?.. Откуда она знала про эти самые апельсинки? Ведь жила в такой глухой деревне, что не приведи господь! – раскованно рассмеялся отец и даже утёр слёзы. – Вот и ты… Весь в своего ублюдочного папашу! – с омерзением процедил Борис Львович и вскинул на сына совершенно осознанный, но до неприятного колючий взгляд.
Рома нахмурился и склонил голову набок. Едва ли из интереса, скорее, в недоумении.
– Что ты там ещё придумал? – всё же вовлёкся он в произнесённый бред, а отец уставился на Ромку с превесёлой улыбкой.
– А что слышал! – развёл он руками и шутовски поклонился. – Знать не знаю, от кого понесла твоя мать.
– Врёшь! – сверкнули яростью глаза Ромки. Не за себя было обидно – за маму.
Рома как раз намеревался приблизиться к отцу и хорошенечко того встряхнуть, как Борис Львович и сам поднялся со ступеней, принял невозмутимый вид и с полным осознанием ситуации кивнул:
– Вру! И с твоим нерадивым папашей я всё же знаком. Тут же можно смело добавить, что это знакомство не принесло мне ни удовольствия, ни пользы. Вы, кстати, чем-то с ним похожи. И я сейчас говорю не столько о внешности, сколько о мерзком въедливом характере и о язвительном нраве. И, знаешь, что, сынок… – на этом отец победно вскинул подбородок. – Завтра ты вступишь в права наследования. Ты получишь свои деньги, этот дом и даже акции моей компании. Но когда спустишь всё на глупые закидоны, на амбиции и продажных тёлок, ко мне за помощью не обращайся, не-е-ет. С сегодняшнего дня сына у меня нет!