Я смотрю до того мига, как раздается полный блаженства стон Лайсы, а потом прижимаю руку к губам, чтобы не заорать в голос, – и бросаюсь домой что есть мочи.
Ноги моей больше не будет в Лесу!!!
Отцу с матерью я не нужна, братьям и сестрам без меня будет лучше, а Райшен…
НЕНАВИЖУ!!!
По счастью, мне никто не встретился, иначе побег не состоялся бы. Я была в ужасном состоянии, меня трясло, по рукам волнами пробегала белая шерсть – я утрачивала контроль над ипостасями…
Дома тоже никого не было.
Что взять с собой?
Практически ничего. Я не смогу нести большой груз в обличье зайца, а другое, человеческое… Слишком долго и трудно в нем будет идти.
Поэтому – небольшой мешочек на кожаном шнурке. В него полетели несколько серебряных монеток – даже тут я неправильный оборотень. Меня не жжет серебро, как других, я спокойно беру его в руки. Порошок из корня жив-травы – сильная штука, мертвого на ноги поднимет. Мама говорила, что люди за него десятикратный вес золотом дают и считают – дешево. Просто собирать траву надо одну ночь в году, да еще с условиями и оговорками, и растет она не везде.
Ничего, мне пригодится.
Взглянула на свои руки, оскалилась не хуже волчицы.
Колечко Райшена. Обручальное, мы этой осенью должны были… Мразь!!!
Зато золотое. Тяжелое. Заберу его с собой – продам, а то и выкину. Нечего ему будет Лайсе дарить! Поделом тебе, скотина блохастая!
Скидываю платье. Увы, оборотни не могут перекидываться в одежде. Мы переходим из формы в форму совершенно нагими. Говорят, раньше были полиморфы, которые перекидывались в кого хотели, в одежде или без, – но они давно вымерли. А мы… Я – вообще позор семьи.
Платье запихнуть в мой сундук – из него ничего не возьму. Ни засушенные цветы, ни лично сшитые платья – приданое, чтоб ему… Главное, чтобы сразу побег не обнаружили.
Выйти из дома на задний двор – благо никого нет рядом, чутье у меня не хуже волчьего, оно рассказывает, кто и где находится. Но сельчане все разбрелись, занимаясь своими делами. Тем лучше…
А теперь сосредоточиться.
Впрочем, даже этого не требуется. Секунда, в глазах темнеет – и все кончено. На грядках сидит ушастая белая зайка. Я смотрю на свои лапки и нехорошо усмехаюсь. И – срываюсь с места.
Прощай, деревня. К вечеру я уже буду очень далеко отсюда, а хватятся меня дня через три. Не догоните…
Колин
«Сын!
Ваша мать умерла, и требуется Ваше присутствие на похоронах.
Прошу Вас приехать незамедлительно.
Лорд Ройл».
Пальцы сжались в кулаки, сминая хрупкий листок. Мразь.
Своего отчима я ненавидел всегда. Кажется, я уже родился с этой ненавистью. Или она появилась чуть позднее…
Не знаю, с чего так. Вроде бы отец считал его своим другом, названым братом, а мне лорд Эдвин Ройл был противен. Неприятны были его темные, навыкате глаза, его мясистые красные губы, прячущиеся в окладистой бороде, его толстые пальцы, постоянно шевелящиеся, похожие на жирных червей…
Я первый пустил в ход прозвище «лорд Рыло», и оно прилипло хуже дерьма к подошве. Тогда это были детские проказы.
Потом было хуже.
Мне было десять лет, когда погиб отец. Погиб странно и нелепо. Случайный выстрел на охоте – и стрела спутала отца с оленем. Или стрелок?
Я жизнь готов был поставить на второе, но найти негодяя не удалось. Никто не признался, а стрела оказалась не помеченной. Твари!
Я был провозглашен лордом Торвальд-холла, а мать надела траур.
Она словно потухла тогда. Всегда веселая, живая, искристая, теперь она напоминала Снежную королеву. Каштановые волосы поседели за одну ночь, голубые глаза запали, она сильно осунулась… И все равно была красавицей. Даже сейчас, во всем черном, – красавицей.
И лорд Рыло зачастил к нам. Около года назад умерла его жена, и слуги шептались, что он забил ее до смерти, а сейчас положил глаз на маму. Я это понял сразу.
Но что я мог сделать?
Беда была в другом. Его назначили моим опекуном до совершеннолетия, а наступало оно в семнадцать лет. Семь лет мы должны были терпеть его, его визиты, взгляды, речи, всячески ублажать его, повиноваться и…
НЕНАВИЖУ!!!
Впрочем, я готов был простить ему многое – за маму. В ее присутствии он становился совсем другим. Он шутил, пусть неловко и неуклюже, читал ей стихи, приносил цветы, сладости, украшения… Мама чуть оживлялась в его присутствии – и одно это стоило моих стиснутых зубов.
Прошел год – и она перестала носить только черное и даже стала иногда улыбаться. Потом еще год – и она начала смеяться, и голос ее звенел иногда почти как прежде. А потом лорд Рыло сделал ей предложение.