Джек тоже смотрит во двор. На оставшиеся с их детства качели, чуть кривоватые, но любимые. У них никогда не было сада — зачем, если мать его не видит? Зато двор всегда в распоряжении детей.
Ричард стоит молча, только его пальцы замирают, больше не отстукивая ритм.
Джек внезапно думает: почему бы и нет?
— Пойдем! — говорит он. — Обратимся и побегаем. Чего тут сидеть!
Ричард косится на него:
— Давай в другой раз.
И Джек использует запрещенный прием:
— Ты мне обещал! Хочешь не выполнить обещание?
Этого Ричард никогда не хочет, поэтому вздыхает и вяло идет за Джеком во двор. Он первым стягивает кофту, и Джек замирает при виде ушибов и особенно темного синяка, который пересекает правую половину груди брата.
След от ремня безопасности, понимает Джек.
Он сам скидывает клетчатую рубашку, стягивает футболку и ежится от пронизывающего ветерка. Ричард терпеливо ждет его, пока Джек справляется с ремнем на джинсах и начинает обращение.
Ломающиеся кости, мышцы — это больно каждый раз. Но боль быстротечна, а потом накатывают новые ощущения. Изменившегося тела, иного строения и окружающего мира, у которого будто выкрутили ручку громкости и яркости.
Это всегда пьянит. Как постоянна боль от превращения, так же постоянно для Джека оглушающее счастье от изменений. Он первым устремляется к неприметному куску забора, который сделан как будто для собак, с дверцей. На самом деле, для волков, чтобы те сразу нырнули в начинающийся за домом лес.
Ричард идет за ним. Крупнее, сильнее, но на этот раз Ричард следует за Джеком, а тот ведет его тропками по палым листьям, которые видны только волкам.
Мир вокруг такой огромный, но он принадлежит им. Лес обнимает их шкуры, ластится к шерсти опадающими листьями, щекочет прутиками, приветствует запахами ягод и орехов, нашептывает шебуршанием белок и переговорами птиц в высоких ветвях.
У леса много детей. Он любит их всех. Волки отвечают взаимностью.
Мягкие лапы Джека неслышно касаются лесной подстилки, он выбирает направление, руководствуясь только чутьем, инстинктом, ощущением единения с миром вокруг. В какой-то момент Ричард наконец перестает бежать сзади, пристраивается рядом. Выждав удобный момент, Джек сбивает его с ног, валяет в траве, покусывая за ухо и виляя хвостом.
Ричард наконец-то отвечает.
Они возвращаются во двор через пару часов, довольные и усталые. По-собачьи отряхиваются, прежде чем обратиться в людей. Забор достаточно высокий, чтобы скрыть их от любых любопытных взглядов.
Джек отфыркивается и залезает в джинсы и футболку, накидывает сверху рубашку. Улыбаясь, Ричард вытаскивает из его спутанных волос мелкий листочек. Говорит:
— Спасибо.
Джек усаживается на детские качели. Теперь они маловаты, но он умудряется втиснуться. Он слегка покачивается, цепляясь за цепочки.
— Я так испугался за тебя, Дик. За отца тоже, но ты…и боялся за тебя сегодня.
Ричард прислоняется к металлическим перекладинам рядом:
— У меня было ощущение, как тогда… после Мортонов. Как будто я уже не принадлежу самому себе. Как будто мной распоряжается кто-то другой.
— Ты же знаешь, это не так, — мягко говорит Джек. — И стая ждет тебя. Ты им нужен, пока отец не может вести. Мортоны ведь на это и рассчитывали. Начать в стае хаос, причинить боль тебе…
— Почему же я выжил? Я ведь был в той машине с отцом.
Вот что мучает Ричарда. Джек понял это по интонации, по тому, как Ричард начинает смотреть куда-то в сторону.
— Мы сделали ритуал. Он защищал всю стаю. Почему защитил меня, но не отца?
— Ритуалы не всесильны, — тихо говорит Джек. — Здесь колдовство направили на отца, они не рассчитывали, что в машине окажется еще кто-то. Наш ритуал защищал всех. Просто их остриё оказалось сильнее нашего щита.
Джек немного молчит, надеясь, что эта мысль всё-таки достигнет сознания Ричарда. Добавляет:
— Ты же понимаешь, не будь нашего ритуала, отец уже был бы мертв. И кто знает, насколько бы задело тебя.
Ричард рассеянно кивает и опускает голову:
— Отец рассказал, кто их колдун. Мой бывший наставник.
— О!
— Мортоны заплатили, он пошел колдовать. Он хотел убить отца этим заклинанием.
— Теперь мы хотя бы знаем, что за колдун нам противостоит. И я собираюсь выяснить, кто их шаман.
Это фраза имеет точно такой эффект, как ожидает Джек: с удовольствием он видит, как Ричард удивляется и смотрит на брата. Вопросительно и заинтересованно.
— Вечером я проведу вторую часть ритуала для Генри. Сниму с него проклятье… а у духа выясню, кто его послал. Кто шаман Мортонов.
— Это не опасно для тебя?
— Это опасно для Генри, если не снимем проклятья. Ну, и будем знать, кто там, сможем выстроить щиты получше. Больше никто не пострадает.
Ричард кивает и кладет руку на плечо брата. Джек опускает голову, ковыряет носком кроссовка землю и просит почти застенчиво:
— Дик, ты же побудешь рядом во время ритуала?
В гостиной горят свечи. Столько подсвечников не нашлось, поэтому Джек лихо приткнул их к разорванным коробкам из-под пиццы. Ее аромат еще витает в гостиной, напоминая о том, как никому из братьев не захотелось готовить.
Ричард заказал пиццу, а Джек позвал Генри. Тот явно не понимал, как вести себя с братьями, но Джек справедливо решил, что раз уж он вернулся, то стоит попытаться наладить контакт. Тем более, когда Ричард рядом слабо улыбался, Джек вообще становился добрым.
Ему было хорошо и хотелось, чтобы хорошо стало всем вокруг.
Отец еще не пришел в себя, но врачи сказали, что он будет в порядке, повреждения оказались серьезными, но не настолько, как казалось сначала. «Он быстро идет на поправку». Генри привез мать домой и даже уговорил ее поспать, чем тут же заслужил уважение Джека.
Тонкие мамины пальцы прошлись подушечками по их лицам, пока слепые глаза невидяще смотрели перед собой. Она потребовала и Ричарда, словно чтобы убедиться, что он здесь и с ним всё в порядке. А когда коснулась его лица, пригладила волосы, то улыбнулась:
— Не думала, что все трое моих сыновей снова будут передо мной и вместе.
Джек знает, пусть его отец — опытный вожак, который ведет за собой, но именно мать всегда стоит за его плечом и шепчет о том, что сила в объединенной и сплоченной стае.
Джек не думает о том, чего ж тогда говорили, что Генри мертв… он просто зовет его ужинать вместе с ними и фырчит, когда Генри неловко улыбается, видя, как Джек вытаскивает из текучего сыра оливки — он их терпеть не может. Ричард в этот момент просто смеется и подгребает оливки к себе.
Теперь везде свечи и полумрак. А еще Джек точно знает, что духи. Они здесь, готовые откликнуться своему шаману. И Джек не заставляет их ждать.
Он бы предпочел свой основной бубен, но тот остался в квартире, а ехать сейчас Джек не хочет. Завтра они проведают с Ричардом отца, а потом вернутся к себе. Но сегодня квартира пуста, Джек не хочет видеть ее такой.
Он берет старенький бубен, с которым учился, пока не сделал свой собственный. Джеку плевать, что будет задавать ритм, духи тоже откликнутся.
Духи откликаются.
Призванные шаманом, они вьются вокруг его рук, рассказывают свои истории, устремляются к Генри, чтобы снять последние нити проклятья.
— Идите, — шепчет им Джек. — Верните духа-проклятье в Нижний мир. Но сначала пусть скажет, кто его послал.
Духи общаются образами. Духи танцуют под звуки барабана в неоновом свете мегаполисов. Им плевать, как выглядит сейчас мир людей. Им плевать, во что одеты шаманы, которые их призывают, живут ли они в лесу, среди узловатых корней, или в светлых гостиных, пахнущих стиральным порошком с ароматом лаванды.