И наивный немецкий мальчик выложил старлею НКВД всю нашу историю.
Тот внимательно слушал, и улыбка на его лице становилась все более зловещей.
— Все с вами ясно! — торжествующе заключил он. — Папаша Гроне был шпионом, его сынок с дружками прислан совершить диверсию на заводе, а старшина Нестеренко сотрудничает с врагом, прикрывает их. Короче, я сейчас арестую тебя, как вражеского агента, завербованного еще в тридцатые годы!
Мой бедный немецкий приятель впервые столкнулся с логикой НКВД.
— Какая ерунда! Разве вы не понимаете, что в тридцатые годы Сергей был еще ребенком?! — он попытался противопоставить старлею свою классическую немецкую логику.
Но железная логика НКВД была сильнее.
— Вот! — обличающе вытянул палец Джапаридзе. — Он признался! Старшина Нестеренко, вы будете расстреляны за пособничество врагу.
— Да вы что?! Так даже в гестапо со своими не поступают! — Пауля понесло куда-то совсем не туда.
— Заткнись! — прорычал я, отвешивая пленному подзатыльник.
— А чего ты ему рот затыкаешь?! Сейчас выяснится, кто предупреждал банду о наших засадах. Давай, давай! Высказывайся! Вам все зачтется! — подзуживал старлей.
Тут уж нам стало совсем не по себе, как Гия вдруг Расхохотался дурашливым пьяным смехом и хлопнул меня по плечу: «Расслабься, старшина! Я знаю, ты у нас преданный коммунист. Но не стоит доверять врагу. Это он раньше был мальчик-колокольчик, а теперь матерый фашист. Втерся к тебе в доверие. Это потеря бдительности!
Ладно, Нестеренко, пока свободен. Я его сам допрошу. И станет ясно, благодаря кому бандиты еще не пойманы».
Рассказывает рядовой Гроне:
— По приказу своего начальника Сергей отвел меня в штаб, а сам покинул помещение. Я в смятении проводил взглядом его широкую спину, все-таки под его защитой я чувствовал себя намного спокойнее.
Офицер НКВД уселся за стол и разложил перед собой бланки допроса, я стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу.
— Имя, фамилия, из какой воинской части? — начал с традиционных вопросов Джапаридзе.
Свои личные данные я ему, конечно, назвал, но на вопросы, являющиеся военной тайной, отвечать отказался.
— Так, так, — тон чекиста, в котором и до того слышалась неприкрытая угроза, стал откровенно раздраженным и злым. — Значит, не хочешь колоться?! Ну, я еще и не из таких сопляков, как ты, умудрялся правду-матку вытряхивать! В НКВД на допросах генералы плачут как дети!
Я молчал.
— Собственно, мне от тебя осталось узнать совсем немногое. Тут один из ваших вел себя на допросе намного откровеннее тебя. Хочешь, я расскажу, что нам уже известно о вас?
«Один из нас? — стрелой пронеслись мысли у меня в голове. — Вероятно, он имеет в виду шарфюрера Хешке, плененного НКВД сразу после нашего приземления в Чечне».
Этот придурок не справился с парашютом и повис на скале; быстро снять его было невозможно, русские уже окружали нас. Командир десанта оберштурмфюрер Шмеккер приказал Гюнтеру прикончить Хешке, но тот нарочно промахнулся. Двоих парашютистов убили в перестрелке чекисты, остальные выскользнули из кольца, а Хеш попал в плен. Лучше бы мы его сразу пристрелили.
Благодаря болтливому краснобаю из гитлерюгенда наша миссия потерпела полный провал. Мы не смогли осуществить почти ни одной из запланированных диверсий, так как всюду натыкались на милицейские засады. Тут уж не до выполнения задания, лишь бы ноги унести! В конце июля застрелили специалиста-подрывника Ганса, в середине августа поймал свои свинцовые 9 граммов в сердце бывший белогвардеец Глуздов, затем курсант «Штранса» переводчик Ваха.
Шмек даже вслух сожалел, что группа лишилась самых идейных нацистов, а осталась наша четверка. Солдаты, конечно, хорошие, но… как он выражался, «не было в нас стальной национал-социалистической твердости духа».
Меня поразило, насколько много сведений смогли вытянуть из предателя Хешке в НКВД. Допрашивавший меня старший лейтенант Джапаридзе знал о нашей группе почти все! Он знал, что мы диверсанты из 804-го полка дивизии специального назначения «Бранденбург-800». Что наше подразделение называлось батальоном особого назначения «Бергман» и было сформировано в ноябре 1941 г. в Нойхаммере вторым отделом абвера. Чекист знал, что мы служили в Кавказско-магометанском легионе подразделения «Бергман» под командованием майора Риделя. В основном наша воинская часть состояла из выходцев с Кавказа: азербайджанцев, дагестанцев, чеченцев и ингушей. Их набирали из лагерей военнопленных, если они соглашались служить рейху. Курсанты-кавказцы принимали присягу фюреру, но у них были свои муллы. Обучали в «Бергмане» не только Диверсионной, но и пропагандистской работе, чтобы будущие диверсанты смогли умело разжечь националистические чувства своих соплеменников на Кавказе. Посланцы абвера должны были не столько сами воевать, сколько подстрекать других. Кавказцев обучали немножко немецкому языку, чтоб понимали команды. Обычно в Чечню забрасывалась группа, состоящая и из немцев, и из местных. Нашу группу забросили одной из первых.